Седого графа сын побочный - Эдуард Лимонов

«Нынешний праздник Воронежского Губпродкома — его пятилетний юбилей — это Ваш праздник по преимуществу

В силу особо неблагоприятных условий, существовавших в Воронежской губернии, продработау нас сопровождалась почти неимоверными трудностями. Но ни тяжесть пережитого времени, ни обусловленные им года лишений в каких протекала жизнь продовольственников, — не заставили Вас сойти с поста и покинуть Ваше учреждение».

За этими скупыми строчками поздравительного адреса, врученного бойцу продовольственного фронта Ивану Савенко, кроются жестокие реалии работы Губпродкома в годы Гражданской войны на юге России.

По сути это была война за хлеб.

Весной 1918 года Советская республика столкнулась с угрозой голода. Причиной его была растущая инфляция, при которой крестьяне не желали продавать хлеб за обесцененные деньги. Кроме того, по условиям Брестского мира Россия потеряла богатые хлебом районы, что усугубило продовольственный кризис.

В мае 1918 г. ВЦИК принял декрет «О предоставлении Народному комиссариату продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими». В стране установилась продовольственная диктатура: вводились монополия на торговлю хлебом и твердые цены для закупки хлеба.

Народному комиссариату продовольствия подчинялся Воронежский губпродком, ему — упродком, упродкому — волпродком. Во главе продовольственных комитетов стояли комиссары.

С целью недопущения местничества и кумовства это были органы центрального ведомства, наделённые большими полномочиями и не подотчётные власти на местах. Кроме основной задачи — изъятия всех излишков хлеба у крестьянства, — Губпродком занимался борьбой со спекуляцией, учетом населения, посевов, скота и распределением продуктов среди нуждающихся граждан.

10 июля 1918 г. в Воронеже состоялся губернский продовольственный съезд. Уездные комиссары по продовольствию, докладывая о положении дел на местах, рассказывали о том, с чем приходилось бороться: «приезжала масса мешочников, иногда организованных, с пулемётами, и доставала хлеб. Они вывозили от 30 до 70 вагонов в сутки».

В 1919 году от продовольственной диктатуры большевики перешли к продразвёрстке. Государство заранее объявляло цифры своих потребностей в хлебе, а затем их делили — «развёрстывали» по губерниям, уездам и волостям. Изначальная заданность поставок вносила определённость, которую крестьяне рассматривали как благо по сравнению с проддиктатурой. В дальнейшем развёрстка распространилась и на другие продукты: картофель, мясо, шерсть, яйца, мёд, масличные семена и т. д.

Тем временем в том же девятнадцатом году на территории Воронежской губернии шли жестокие бои между Красной и Белой армиями. В ходе боевых действий урожай и пахотные земли оказались потравленными воюющими сторонами. Учитывая этот факт, власть снизила продразвёрстку на 50 %. Поступающие с мест сведения свидетельствовали, что работа по изъятию излишков хлеба или отсутствовала, или шла вяло, в надежде «переучёта урожая». Как предлагали поступить с волостями, не приступившими к «сдаче излишков в срок», говорит телеграмма председателя губревкома Лазаря Кагановича и губпродкомиссара Сергея Прибыткова бобровскому упродкому и уревкому, принятая 7/1 -20 г. за № 706:

«…приступайте к реквизиции всего наличного хлеба…пока не возьмете пятидесяти процентов причитающегося развёрстке точка когда будут сданы 50 % точка можно поставить вопрос переучёта точка случаях невыполнения развёрстки, халатности немедленно арестуйте сельсовет, волсоветы предавая коммунистов партийному суду, безпартийиых ЧеКа точка…принятых этом порядке мерах равно фамилии арестованных возможно публиковать. Сообщайте губучреждениям точка обычно двух трёх случаев такой конфискации бывает достаточно чтобы сдвинуть ссыпку».

О том, в каких условиях приходилось действовать воронежским продармейцам, красноречиво говорят сообщения с мест:

«Обмундирование продчастей в Воронежской губернии ниже всякой критики: все буквально босые; вооружение — одна берданка на двоих и то без патронов, половина болеет сыпняком» — донесение воронежского губпродкома от 13 февраля 1920.

Памятный знак в честь пятилетия воронежского губпродкома — такой же был и у Ивана Ивановича.

19 апреля 1920 г. воронежский губпродкомиссар Прибытков сообщал в Наркомпрод: «Последние дни в Воронеж стали прибывать отряды Продбюро безоружные, раздетые, чем приводят нас в полное недоумение, ибо оружия в губернии, где шли и идут формирования армейских частей, нет. Мануфактуры, обуви губпродком в связи с военными событиями не получал целый год. Ясно, командировка таких продотрядов лишь трата средств, помощи ровно никакой. Убедительно прошу срочных распоряжений о командировании в Воронежскую губернию годной к работе продармии минимум 2 тыс. штыков».

За два года до празднования юбилея воронежского губпродкома по губернии прокатилось ожесточённое и кровавое восстание против продразвёрстки под началом дезертира из Красной армии Ивана Колесникова. Колесниковцы крайне жестоко и показательно расправлялись с бойцами продотрядов. О серьёзности восстания говорит численность формирований Колесникова — на максимуме, в ноябре 1920-го, его отряд насчитывал 5500 штыков и 1250 сабель. Подавить мятеж Колесникова удалось лишь в 1921 году после привлечения армии.

Моего деда — Иван Иваныча — я никогда не видел. То есть мать какое-то время жила со мной в Лисках, вероятно, сразу после моего рождения, в 1943 или 1944 годах. Но вот был ли дед тогда в Лисках или был на фронте, я понятия не имею.

Дед не оставил после себя никаких дневников либо записок, в те годы боялись записывать и вести дневники, или, может быть, записки были, но их уничтожила осторожная бабка Вера Мироновна, потому представление об Иван Иваныче дают мне лишь фотографии да его трудовая книжка.

И ту я успел переписать лишь до 1930 года, а затем присланный мне весной 2016 года исследователем Klimoff файл с трудовой книжкой деда исчез из моих писем, потерял, что ли, электронную силу.

Да, собственно, меня интересует самое начало жизни деда, а не его счетоводческие честные советские будни, и вот там обнаруживается целое скопление тайн.

Во-первых, мы не имеем метрической записи о его рождении и потому не знаем, от кого он родился. Метрических церковных книг по слободе Масловке не сохранилось. А родился он как раз в слободе Масловке. Или не в Масловке? В Масловке, в Масловке. Поскольку в записи о рождении моего отца Вениамина о нём сказано: отец — «крестьянин слободы Масловки». В трудовой книжке Ивана Ивановича Савенко, её вживую видел Антон Klimoff и сфотографировал, мы знаем уже теперь, записано, что он родился 25 июня 1888 г., умер 17 декабря 1945 г. в возрасте 57 лет всего-то. Но от кого родился? Савенко, Савенковых (формы одной и той же фамилии) в слободе Масловке обнаружено было мною с помощью Klimoff) немало. От какого Савенко?