Слуга Смерти - Константин Соловьев

— Не здесь, около Кауфманн-Платц. Вчера, около полудня.

— Тело?

— Женщина, тридцати с небольшим. Несколько ножевых ран и размозженная голова.

Макс покачал головой:

— Женщина, ай-яй-яй… Я понимаю, если бы мужчине… Помяни мое слово, лет через десять в этом городе никого не удивишь и убийством ребенка.

— Мне показалось это странным.

— А мне, напротив, никогда не казались странными мертвецы в Альтштадте. Куда более странным мне кажется то, что горожане еще не перерезали друг другу шеи… Виноват, не перебиваю.

— Убийства в том участке не редкость, но не такие. Женщину убили, судя по всему, ножом. Несколько ударов в грудь и живот, один из которых стал смертельным. И смерть наступила сразу же — я видел ее так же, как вижу тебя сейчас, и чувствовал это отлично. Кто бы ее ни бил, она упала после этого удара замертво. Но, — я сделал небольшую паузу, — убийце показалось этого мало, и он нанес ей сильнейший удар по голове, изрядно разворотив череп. Это совершенно излишний удар, Макс. Бессмысленный.

— Убийства редко когда носят осмысленный характер, — вставил он. — Видишь ли, не так уж часто мы обрываем чью-то жизнь с полным сознанием этого. Сам знаешь, как бывает чаще всего — кто-то перебрал шнапса, полез в драку, схватился за нож… Когда пыль осядет, у тебя на руках готовый труп, а то и пара. Все бессмысленно, нелепо и нелогично, — Макс бесцеремонно сплюнул табачной крошкой под стол. — Если бы все убийцы подчинялись логике, наша работа была бы попроще, верно? Да только такие мне пока не встречались.

Вернулась прислужница. Пока она расставляла тарелки, я молчал, наблюдая за тем, как поднимается к невысокому закопченному потолку призрачный дымок. Теперь я сам не понимал, отчего завел этот разговор, зачем затащил в уютную ресторацию отдающую скверным запахом тему, которую полагалось бы оставить снаружи. Но Макс, судя по лицу, терпеливо ожидал продолжения и, когда девушка удалилась, я сказал:

— Такого на моей памяти не случалось. Были пьяные драки в трактирах, была резня на почве ревности или нападения буйнопомешанных, но картина в каждом случае была проста и вполне ясна. К примеру убийца в приступе ярости мог схватить топор и в остервенении размолотить жертве голову. Такое бывало, и не раз. Или, скажем, какие-нибудь хулиганы забивали насмерть бродягу кольями — там тоже оставалась малоприятная картина, но ее можно было объяснить. Меня поразило, — я поискал нужное слово и на удивление быстро нашел, — несоответствие. С одной стороны, несколько сильных и точных ударов ножом. Это не работа профессионала, но все же говорит об изрядном хладнокровии убийцы, понимании им цели и способов ее достижения. С другой — разбитая, словно в приступе животной ярости, голова. Мне сложно увязать это в одну картину.

— Кажется, понимаю. У жандармов что-то есть? — осведомился Макс, поигрывая ложкой, почти терявшейся в его лапище.

— Ни черта. По крайней мере, вчера у них не было даже свидетелей. Тело я попытался поднять, но, сам понимаешь…

— Теперь ясно, почему ты вспомнил про это. Сегодняшнее тело на Стромштрассе?

— Да. Я не успел его осмотреть, но картина внешне показалась мне похожей. Удар чем-то острым в сердце и размозженная голова. Ты осматривал его, наверно, есть более точная информация?

— Ну, что-то есть, — сказал Макс без всякой охоты, одновременно ловко расправляясь со шницелем. — Мужчина, сорок два года, болен не был, в молодом возрасте перенес несколько переломов — ничего серьезного… Умер от удара узким длинным клинком в область сердца.

— Сколько ударов? — спросил я быстро.

— Один.

— Вот как?

— Нанесен довольно профессионально, быстро и сильно, — рассказ не мешал Максу опустошать тарелку. Его пальцы порхали с неожиданной для их размеров грацией, подхватывая куски мяса, обмакивая их в подливку и отправляя в рот. Туда же вслед за ними летели клецки, фасоль и шницель. — Не могу судить о том, насколько опытен был убийца, но что это не ребенок, не дурак и не слабак — свидетельствую. Ну и… голова. Расколота — не одним ударом, а, как минимум, пятью-шестью. Оружие мы нашли рядом, просто булыжник из мостовой. Никаких следов, разумеется, ни обрывков ткани, ни крови убийцы, ни отпечатков ног. Так что, скорее всего, борьбы не было. Удар — и готово!

— И ни одного шанса поднять тело?

— Проще поднять мумию египетского фараона, — ухмыльнулся Макс, опрокинув в рот стакан вина и шумно, с удовольствием, выдохнув. — Я же пытался.

— Угу.

Я без особого аппетита ковырялся вилкой в тарелке. Готовили здесь недурно, но за мыслями кусок в горло не лез. Даже пиво казалось водянистым и излишне терпким.

— Значит, совпадение? За сутки два тела, погибшие от ножа и изуродованные после смерти?

— Отчего бы и нет? Картина похожа, однако же тела нашли едва ли не в разных концах города, да и общего среди них нет. Посуди сам — она жила на Кауфманн-Платц, а значит, имела какой-то доход, он — обычный бродяга…

— Постой, отчего ты решил, что бродяга? — вскинулся я. — Его имя не установлено.

— Эх, Шутник, иногда полезно бывает просто окинуть мертвеца внимательным взглядом, а не лезть к нему в душу, — Макс подмигнул. — Жандармы осмотрели тело. Одежда ветхая, старая, тело давно не мыто, исподнего вовсе нет… Судя по всему — бродяга. Не знаю, что он забыл там, на Стромштрассе, может, уснул, найдя укромный уголок, или собирался ограбить кого-нибудь из местных…

— А в итоге распрощался и с жизнью, и с головой. Не самый удачный выдался вечер.

— Ну, если ты способен шутить, не все так плохо, — Макс едва успел отставить пустой бокал, как прислужница подала ему новый. — Но я все еще не вижу связи.

— Связь ясна, — я посмотрел ему в глаза, и Макс, явно собиравшийся отделаться очередной шуткой, вдруг посерьезнел. — Разбитая голова может быть не случайностью. Верно?

— Понимаю, к чему ты.

— Уверен, ты понял это, как только я заговорил.

Некоторое время он смотрел на меня сквозь стакан.

Стекло и багровое, как летний закат, вино причудливо искажали его черты, а глаза походили на пару лун, бледных и равнодушных. Потом Макс рассмеялся как ни в чем не бывало.

— Шутник, старый ты шулер… Думаешь, моя собственная голова не варит? Конечно, понял. В смысле, — он отставил бокал, — понял, к чему ты ведешь. Только глупость это.

— Двое за сутки. И у обоих…

— Да-да, оба лишились голов. Немного странно, если на первый взгляд — и вполне разумно, если… если быть знакомым с техникой работы тоттмейстеров, не так ли?

— В точку, господин Майер, в точку.

— Количество убийств за последние десять лет удалось снизить в несколько раз — только лишь благодаря нам. Точнее, благодаря нашему покровителю, — Макс шутливо приподнял бокал, точно адресовал тост кому-то на небесах. — Это ведь очень удобно, если убитый восстает из гроба и обличает своих убийц. С нашей помощью, конечно. Возникает ощущение неотвратимости возмездия, что на руку имперским жандармам. Но до сих пор ни одному убийце не пришло в голову, что и возможности нашего Ордена не безграничны. Уничтожь мозг — и у тебя на руках останется оболочка, годная лишь на чучело. Все эти органы, кости, сухожилия… Они не хранят информацию, не держат воспоминаний, это всего лишь остывающее мясо, тронутое некрозом. Только мы можем коснуться мертвого мозга, выудить из его хладеющих глубин тайны, известные ему при жизни. Смертоеды. Некроманты. Тоттмейстеры. И теперь ты хочешь сказать, что у нас появился конкурент?