Те, кого нам суждено найти - Джоан Хэ

Это было во сне или наяву? Я плыла, тонула, умирала, цеплялась за Хьюберта и дрейфовала на волнах? Наверное, меня должна мучить жажда?

Ломаю голову, пытаясь вспомнить что-нибудь, что угодно, но память выдает обрывки картин. «Почему?» и «как?» изматывают, поэтому я сосредотачиваюсь на том, что должна. Должна прыгать от счастья. Должна быть благодарна, что не превратилась в мертвое раздутое тело. Должна отремонтировать Хьюберта. Найти Кэй.

И никаких чувств.

Я вернулась.

Я, мать твою, вернулась!

Провалила величайшую миссию своей жизни. Единственную цель, которая придавала сил. Даже не сумела спокойно умереть. Вернулась к тому, с чего начала: одичавший дальтоник, потерянный лунатик с провалами в памяти. Хочу метать громы и молнии, но не могу. Я страшно устала.

– Что ж, Си, – бормочу себе под нос, наблюдая за облаками.

Пляж погружается в сумерки, я чувствую озноб.

– Ну и что с того, что вернулась? Ты профессионал. Ты знаешь, что делать. Перелезть через скалу. Искать обломки. Строить. Второй раз будет легче. Поверь мне.

Зажигательная речь не имеет успеха. Смешок вырывается сквозь слезы, которые текут по щекам от жалости к себе. Кого я обманываю? В поисках единственного пропеллера я провела месяцы в ржавых кучах, где не осталось нормального куска железа, подходящего для лодки.

Вытираю глаза, смотрю в сторону дома.

Нет железа?

Нет проблем!

Я сижу на корточках, выламывая ступеньки крыльца голыми руками.

– Абсолютно не согласна! – нараспев произносит Ты-я. – Абсолютно не согласна. Абсолютно не согласна.

– Святые Джоули, заткнись!

Ты-я замолкает.

Закрываю лицо руками и выдыхаю:

– Прости.

После всего, что Ты-я и дом М.М. дали мне, стыдно быть неблагодарной.

Ты-я молча приближается.

Убираю руки от лица и поднимаюсь.

– Останься, – говорю ей и иду к берегу.

Ты-я упрямо катится за мной.

– Прошу тебя, останься. На этот раз я вернусь, обещаю.

Дойдя до затонувшего причала на западной стороне берега, я не понимаю, хочу ли вернуться. Вокруг все серое, включая воду, заливающую доски. Спускаюсь поплавать. Но плавать не хочу – хочу утонуть. Болезненные воспоминания наполняют меня, раздирая легкие. Сначала будет тяжело. Невыносимо. Потом пройдет. Станет спокойно и легко. Лучше, чем сейчас.

Мегаджоули! Что за мысли?

Опускаюсь на колени, погружаю лицо в воду. Соль горчит губы. Хочу закричать и не могу. Что толку орать, если никто не услышит?

Вместо крика зову ее. Кей. Спрашиваю, там ли она. Знает ли, что я пыталась. Очень, очень пыталась найти ее. И простит ли, если больше не буду.

* * *

Я не стала хоронить Хьюберта. Неправильно закапывать оставшиеся части, когда хотя бы один из нас может навсегда обрести свободу.

– Прощай, Берт.

Отпускаю его. Волны тут же подхватывают обломки. Сожаление, как легкий бриз, охватывает меня и засасывает под воду. Я передумала. Я хочу похоронить его. Пусть будет рядом.

Океан уносит Хьюберта. Он уже далеко. Я не успела.

Медленно бреду по берегу, спотыкаясь. Пена омывает колени. Песчинки утекают из-под ног. Чайки, кружащие надо мной, теряют интерес и улетают. Они направляются домой, и я тоже.

Пятьдесят шагов до дома кажутся сотней. Икры горят. Поднимаюсь по ступенькам дома М.М., цепляясь за перила. Глаза натыкаются на длинные отметины. Всего их тысяча сто двенадцать. Металлической пластиной я выцарапываю еще одну. Теперь тысяча сто тринадцать. Тысяча сто тринадцать дней.

Три года. И все зря! Я вернулась к началу.

– Давай придумаем имя новому этапу нашей жизни! – предлагаю Ты-е.

Но «жизнь-после-жизни-после-Хьюберта» звучит неинтересно и скучно.

Кухня в том же состоянии, что я оставила ее: пустая банка на столешнице, раскрошенное печенье таро на старом полу. Подбираю кусочки, счищаю плесень и наполняю банку. Почти уверена, что могу заболеть и умереть от плесени так же легко, как от голода. Но ведь надо себя чем-то занять! Наполнив банку, вытираю пыль и проверяю воду в резервуаре.

Под домом проложены трубы, по которым через бойлер на солнечных батареях течет морская вода. Она превращается в пар и конденсирует в пресную воду. Любая поломка системы, и мне не выжить. С облегчением отмечаю, что все работает исправно.

Открываю вентили, иду в ванную. Снимаю забитый песком свитер, штаны-карго и жду, когда ванна наполнится. Вода не горячая, но теплее, чем море. Глубоко вдохнув, погружаюсь в воду. Волосы всплывают на поверхность. Мысли застывают, превращаясь в желе. Я вспоминаю.

– Нам нельзя, – шепотом произносит она.

Мы в стеклянном лифте, зажатые толпой. Светло – темно – светло. Уровни, словно вспышки, то озаряют, то затемняют наши лица. На каждом этаже лифт останавливается. Его изогнутые двери шипят и открываются. Кто-то выходит, кто-то заходит.

Наступает момент, когда входящих больше нет. Те, кто еще с нами, читают новости Внутренним Глазом или переписываются с коллегами. Люди не понимают, что теряют. Какой смысл путешествовать вживую, если мозг блуждает отдельно от тела?

Не буду судить строго. Знаю, Кей расстроилась бы без своего Интрафейса. Я поворачиваюсь к ней в полупустом лифе. Она все еще в школьной форме. Растрепанное каре. Веснушки на щеках. Ум блестящий и острый, как алмаз. В отличие от меня, Кей не нужны блестки, чтобы сиять. Не нужны люди и новые места, чтобы развлечься.

– Ты должна это увидеть, милая.

И сейчас по ее сморщенному носу могу заверить: это приключение ей тоже не нужно.

– Я видела стратум, – шепчет она.

– Нет, океан, – быстро поправляю я, потом добавляю: – Вживую. Вблизи мир другой.

Лифт останавливается.

Кей вздыхает.

– Хорошо. Только один раз.

* * *

Поднимаюсь из воды, чтобы вздохнуть.

Вода стекает по вискам. Зажмуриваюсь и воскрешаю в памяти лицо Кей: рот, прямой, как челка, глаза, черные, как кофе. Я забыла. Забыла ее черно-карие глаза. И океан. В воспоминаниях было ощущение, что он в двух шагах. Прямо за нашей дверью. И город, парящий над морем.

Возможно, я ближе к Кей, чем думаю.

Чувствую новый прилив уверенности. Сегодня отдохну. А завтра, с рассветом, начну по новой. Что бы ни потребовалось – еще одна лодка, еще один год – все равно найду сестру. Буду искать, пока не сдамся.