Религия для атеистов - Ален де Боттон

Нужны ли нам ритуальные праздники, если в них совершенно нет грусти? Церемония бармицвы, штат НьюЙорк.

Все это не рассматривалось как шутка. Это было священнодействие, parodia sacra, направленное на то, чтобы в остальное время года все шло как должно. В 1445 году Парижская кафедра теологии объяснила епископам Франции, что Пир дураков – необходимое событие в христианском календаре: «…для того, чтобы глупость, которая составляет нашу вторую натуру и изначально заложена в человеке, свободно исторгалась хотя бы раз в год. Винные бочки взрываются время от времени, если мы не открываем их и не даем выйти воздуху. Все мы, люди, те же бочки, вот почему в определенные дни мы даем свободу глупости: чтобы потом с еще большим рвением вернуться к служению Господу».

Для сохранения здравомыслия необходим краткий период времени, когда можно произнести проповедь на основе Евангелия от ногтя мизинца святого Луки. Иллюстрация XIX века средневекового «Пира дураков».

Из этого нам нужно вынести следующее: если нам нужна слаженно функционирующая общность, нельзя идти против человеческой природы. Мы должны осознать глубину наших разрушительных, антиобщественных чувств. Нельзя сдерживать пиршество и загул в каких-то рамках, под надзором полиции и суровыми взглядами комментаторов. Мы должны хотя бы раз в год передавать бразды правления хаосу и организовать мероприятия, где сможем избавиться от двух главных психологических нагрузок мирской жизни: сохранять здравомыслие и верность. Нам надо разрешить нести чушь, привязывать к одежде вязаные пенисы, уходить на всю ночь и радостно совокупляться с первым встречным, чтобы утром вернуться к своим партнерам, которые провели эту ночь аналогичным образом, причем обе стороны отдавали себе отчет, что в этом нет ничего личного, что их заставил это сделать Пир дураков.

5

Мы узнаем от религии не только о достоинствах общности. Религия учит нас, что хорошая общность понимает, сколь многое в нас на дух не переносит коллективности или, по крайней мере, не может постоянно терпеть ее упорядоченные рамки. Если мы заведем пиры любви, нам также следует иметь пиры дураков.

1

Как только мы повзрослеем, нас редко официально побуждают любить ближнего своего. Ключевое положение современной западной социальной мысли состоит в том, что нас надо оставить в покое, мы можем жить, как нам заблагорассудится, не боясь, что нам будут на что-то указывать, без страха перед моральным осуждением и независимо от причуд властей. Свобода стала нашей главной общественной ценностью. Считается, что не государственное это дело – указывать, как мы должны вести себя по отношению друг к другу, или отправлять нас на лекции о галантности и вежливости. Современные политики, и левые, и правые, в большинстве придерживаются, как мы можем это назвать, либертарианских взглядов.

В своей статье «О свободе» (1859) Джон Стюарт Милль, британский экономист и философ, один из первых и наиболее красноречивых адептов принципа «руки прочь», объяснял: «Государство может демонстрировать свою власть над любым членом цивилизованного сообщества, даже против его воли, только в том случае, если необходимо уберечь от вреда других. Его личное благо, физическое или духовное, недостаточное для того основание».

Следуя этому принципу, государство не должно питать никаких иллюзий относительно воздействия на внутренний мир или образ жизни своих граждан. Их фобии не комментируются и не критикуются из страха превращения государства в наиболее осуждаемый и неприемлемый для либертарианства тип власти – государство-няньку.

2

Религия, напротив, всегда уходила гораздо дальше по части директив, продвигая самые различные идеи о том, как члены общности должны вести себя по отношению друг к другу.

Рассмотрим, к примеру, иудаизм. Для некоторых положений еврейского правового кодекса, Мишны, не составит труда найти параллели в современных законах. Не воруй, не нарушай обещаний, не допускай чрезмерной мести врагам во время войны… что-то в этом слышится знакомое.

Однако многие другие положения простираются гораздо дальше, чем позволяет себе современная либертарианская идеология. Еврейский правовой кодекс до мельчайших деталей прописывает, как следует вести себя с родственниками, коллегами, незнакомцами и даже с животными. Он указывает, что мы не должны садиться за стол, пока не накормлены наши козы и верблюды, что мы обязаны спросить разрешения у родителей, если отправляемся в достаточно долгую поездку и не сможем вернуться до следующего утра, что весной мы должны приглашать живущих по соседству вдов к нашему столу и трясти наши оливковые деревья только раз в году во время сбора урожая, оставляя достаточно бездомным и бедным. К этим рекомендациям добавляются и указания насчет секса. Мужчина, который взял жену перед лицом Бога, должен регулярно исполнять свой супружеский долг, правда, регулярность эта зависит от профессии. «Каждый день для ничего не делающих, дважды в неделю для работников, один раз в неделю для погонщиков ослов, один раз в тридцать дней для погонщиков верблюдов и один раз в шесть месяцев для моряков» (Мишна, Ктубот, 5:6).

3

Либертарианские теоретики согласятся, что это прекрасно – удовлетворять сексуальные запросы супруги, не обтрясать деревья до последней оливки и держать родителей в курсе своих разъездов. Однако при этом они осудят, как неприемлемую и безобразную, любую патерналистскую попытку превратить намерения в догмы. Когда кормить собак и приглашать вдов на обед, согласно либертарианским взглядам на мир, решать исключительно индивидууму, не спрашивая мнения коллектива.

Иудейский правовой кодекс говорит не только о том, что воровать нельзя, но и указывает, что погонщики ослов должны исполнять супружеский долг раз в неделю. Моисей получает скрижали Закона. Из французской Библии (834)

В мирском обществе, по мнению либертарианца, необходимо четко разделять поведение, диктуемое законом, и поведение, которое зависит исключительно от индивидуума. Парламенты, полиция, суды и тюрьмы нужны для того, чтобы не наносился урон здоровью и собственности гражданина, но в более неопределенных случаях индивидуум решает проблемы, как ему подсказывает совесть. То есть кража вола расследуется сотрудником полиции, тогда как моральный урон, нанесенный двадцатью годами пренебрежения своими обязанностями в спальне, никого не касается.

Нежелание вникать в вопросы личностных отношений основано не столько на безразличии, сколько на скептицизме, а если точнее, на серьезных сомнениях в том, что кто-то может точно знать, что есть добродетель, не говоря уже о том, чтобы судить о ее наличии или отсутствии у других. Осознавая бесконечную сложность этического выбора, либертарианцы не могут не замечать, сколь редко действие человека можно однозначно оценить как правильное или неправильное. Оглядываясь на столетия самоуверенности церкви, либертарианцы замирают, завороженные опасностями такой убежденности. Ужас перед нравоучениями изгнал из общественной сферы разговоры о морали. Желание задать вопрос о поведении других не идет с языка, поскольку в ответ, скорее всего, раздастся: «Кто ты такой, чтобы указывать мне, как поступать?»