Элеанор и Грей - Бриттани Ш. Черри

Я отправился в ванную, чтобы вымыть руки и лицо, и с отвращением уставился в зеркало. Потому что я был ужасно похож на отца и тоже ненавидел себя за это.

Я лег в постель, пытаясь отогнать мысли о родителях, но на смену им в памяти всплыл образ деда, и от этого мне стало еще хуже.

И тогда я подумал об Элеанор Гэйбл.

О девчонке, которая читала книги на вечеринках и обожала стрекоз.

Эти мысли были гораздо приятнее прежних. И я полностью им отдался.

Прошло два дня, но я так и не закончила читать «Гарри Поттер и орден Феникса». И ни на чем не могла сосредоточиться, потому что постоянно думала о Грейсоне.

И дело было даже не в его внешности. А в мелочах, связанных с ним.

Я мало с кем разговаривала, но всегда подмечала особенности окружающих.

И я обратила внимание, что его раздражают некоторые вещи, он барабанит пальцами по ногам и не может стоять спокойно.

Я заметила, что от него исходит едва заметный запах, напоминающий аромат лакричных леденцов.

Думая о нем, я ощущала себя так, словно не могла пробудиться от кошмара. И какая-то часть меня желала узнать, думает ли и он обо мне.

И это было совершенно непривычно для меня.

Я никогда не влюблялась, конечно, не считая вымышленных персонажей. Ровесники казались мне глупыми и поверхностными. Все в старших классах отдавало невыносимой банальщиной.

И мне все казалось наигранным и фальшивым. Здесь правили бал внешность, популярность и тот факт, сколько денег зарабатывали твои родители. И я не хотела иметь с этим ничего общего.

Пока не появился Грейсон и его дурацкая улыбка. И теперь я стала одной из тех, кто мечтал о нем (хотя мне этого не следовало), и поглощала слишком много статей о влюбленности.

– Привет, Сникерс, – сказал папа, заскакивая ко мне в комнату. Он крутил зажатый в пальцах карандаш.

– Что?! Ничего. Подожди, ладно? – Тяжело дыша, я поспешила закрыть вкладку на компьютере. Дыхание шумно вырывалось из легких, пока я отчаянно пыталась справиться с волнением. – Привет, папа, – отдышавшись, ответила я, приветствуя его открытой улыбкой.

Он с подозрением спросил:

– Что это ты там прячешь?

– Ничего. Что ты хотел? Что случилось?

Он потер ладонью живот и прищурился. Папа обладал отличным пузиком, которое величал «Доритос» – в честь одноименных чипсов, благодаря которым это пузико и появилось. Мама была вегетарианкой и всегда пыталась склонить папу на свою сторону, но он не желал отказываться от бекона, и я его прекрасно понимала.

Большую часть времени мама зорко следила за папиным рационом. После того как у него обнаружили предрасположенность к диабету, маме удалось заставить его следовать ее режиму питания. Она говорила, что он сделает ее счастливой, если съест на ужин салат, и он соглашался, потому что обожал делать ее счастливой.

Меня всегда забавляло, когда он потирал свой Доритос, пытаясь что-то решить, словно пузо было волшебной лампой, способной дать ответы на все вопросы.

– Я просто хотел сказать, что сегодня мы будем ужинать вдвоем. Маме нездоровится.

У меня все внутри сжалось от беспокойства.

– Да? Она в порядке?

– Просто немного устала. – Он улыбнулся. – Она в порядке, Элли. Честно. – Он назвал меня Элли, а не Элеанор, поэтому я поверила.

Папа почесал подбородок.

– Итак, ужинаем?

– Сегодня не могу. Я сижу с Молли. – Последние несколько месяцев после уроков, по понедельникам и пятницам, я сидела с Молли Лэйн. Это была бойкая пятилетняя девчушка, жившая в паре кварталов от нас, и она заставляла меня ходить по струнке. – Скоро ухожу.

– О, сегодня ведь понедельник, правда? – Он сморщил нос. – Что ж, тогда сегодняшний вечер я проведу в компании «Фрейзера» и Макдоналдса.

– А мама знает о Макдоналдсе? – спросила я, вспомнив о недавней папиной диете.

Он вытащил из бумажника двадцать долларов.

– А ей разве обязательно об этом знать?

– Ты меня подкупаешь?

– Не знаю, а сработает?

Я подошла к нему и выхватила деньги.

– Несомненно.

Он обхватил мою голову ладонями и поцеловал в лоб.

– Я всегда знал, что ты моя любимая дочурка.

– Я твоя единственная дочь.

– Это все так думают. В начале восьмидесятых частенько проходили рок-концерты…

Закатив глаза, я тихо усмехнулась.

– Ты ведь знаешь, что мама учует запах жареной картошки. Как обычно.

– Но игра стоит свеч. – На прощание он еще раз поцеловал меня в лоб. – Увидимся позже. Передай привет Молли и ее родителям!

– Обязательно.

– Люблю тебя, Сникерс. – Он дал мне прозвище в честь своего любимого шоколадного батончика, тем самым выражая свою горячую любовь.

– Я тоже тебя люблю, папа.

Он ушел, а я начала собираться к Молли. Я всегда брала с собой несколько старых книжек с картинками, которые сама обожала в детстве, чтобы почитать ей перед сном. Молли, как и я, обожала книги, и я втайне испытывала легкую ревность, зная, что однажды она впервые в жизни возьмется за «Гарри Поттера».

А мне никогда не суждено снова пережить первую радость от прочтения этих книг.

* * *

Городок Рэйн, штат Иллинойс, разделен мостом на две части – восточную и западную. Я жила в западной части, а Молли – в восточной, в конце Брент-стрит. И хотя мой дом находился всего в паре кварталов от ее, стоило перейти небольшой мост, и в глаза сразу бросалось благосостояние местных жителей. Моя семья была вполне обеспеченной, но не настолько, как обитатели восточной части города.

Дома в квартале Молли стоили бешеных денег. Это были самые настоящие огромные особняки. Рэйн выглядел городком для среднего класса, пока вы не оказывались в его восточной части. Здесь жили богачи, работавшие в Чикаго, но желавшие сохранить видимость того, что обитают на отшибе. Мама работала няней в семьях на этой стороне моста и прилично зарабатывала. Я готова была поклясться, что даже в воздухе здесь пахло стодолларовыми купюрами. И если бы не Молли, я ни за что не сунулась бы в эту часть городка.

– Ты приходящая няня Молли! – раздался чей-то громкий голос, едва лишь моя кроссовка коснулась ступеньки крыльца Молли. Я быстро обернулась, чтобы увидеть того, кто произнес эти слова. На другой стороне улицы, через три дома налево, стоял мальчишка с дурацкой и потрясающей улыбкой. Грейсон. Он махал мне рукой.

Я бросила взгляд через плечо, желая убедиться, что он машет мне, и, о боже, так и было.