Индия и греческий мир - Евгений Викторович Старшов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С.Я. Шейнман-Топштейн, автор фундаментальной и весьма интересной работы «Платон и ведийская философия», говоря об учении Фалеса о воде как первооснове всего сущего, прямо отмечает, что Фалес мог заимствовать свое учение у древнеиндийских мудрецов как раз через Египет, так что наша «привязка» Фалеса к «Упанишадам» вовсе не является какой-то натяжкой. Более того, согласно мнению вышеупомянутой исследовательницы, именно «обучение» первых греческих философов у восточных народов объясняет феномен «внезапного» возникновения древнегреческой философии. С этим можно согласиться, но условно, принимая во внимание уникальный творческий гений греческого народа, развивший полученные знания до небывалых высот, ибо в противном случае выходит, что народы Египта, Вавилонии и Индии, которым ученые почти единодушно отказывают в создании «истинной» философии, передали то, чем не владели сами (подобный феномен наблюдался разве что в эпоху викингов, когда те, фактически не имея собственных развитых государств, успешно образовывали их за пределами Скандинавии – Данелаг в Англии, герцогство Нормандию во Франции, да ту же нашу Новгородско-Киевскую Русь). Итак, принимая во внимание сложный характер понятия «воды» у Фалеса, С.Я. Шейнман-Топштейн делает правильный вывод о том, что и греческий философ, и его индийские собратья толковали воду-первоначало как недифференцированную самодвижущуюся материально-духовную первостихию.
Таким же предстает «апейрон» – беспредельное, ибо как порождающее первоначало он не может иссякнуть, – ученика Фалеса, Анаксимандра (611–546 гг. до н. э.), не являющееся ни одной из стихий; части изменяются, учил он, но целое остается неизменным. Апейрон бескачественное, но правит всем и все объемлет. Вряд ли верно, исходя только из бескачественности и игнорируя все остальное, видеть в апейроне философское развитие гесиодовского Хаоса, да притом начало сугубо материально-вещественное, как это делают Э.Н. Михайлова и А.Н. Чанышев в совместной работе «Ионийская философия». Здесь вновь – аналогия с Брахманом «Упанишад»: бесформенным, бескачественным, беспредельным первоначалом – см., например, «Шветашватара-упанишаду» (IV): «Он (Брахман. – Е.С.) – единственный, не имеющий цвета, многоразлично прилагающий свою силу… в нем в конце и в начале растворена вселенная, он бог… Не имеющий начала, ты – вездесущ, тобою рождены все миры». Анаксимандр продолжает: «Из чего возникают все вещи, в то же самое они и разрешаются, согласно необходимости. Ибо они за свою нечестивость несут наказание и получают возмездие друг от друга в установленное время». С.Я. Шейнман-Топштейн ассоциирует этот мистический уклон греческого философа с поздневедийским учением о «нечестивости» существ, должных путем аскезы и очищения достичь идеального бытия – Брахмана – и раствориться в нем.
Третий представитель милетской школы, ученик Анаксимандра Анаксимен (ок. 570 – ок. 510 гг. до н. э., предположил, что светила обращаются вокруг Земли), материально-духовной первостихией избрал воздух, придав ему «беспредельность». По свидетельству Блаженного Августина (354–430 гг.), Анаксимен считал, что «не богами создан воздух, а что они сами из воздуха». В индийских писаниях содержится концепция «праны» – дыхания как «опоры» человека, основы его существования, без которой он жить не может, в отличие от потери, например, слуха, зрения и т. д.: в «Чхандогья-упанишаде» (VII, 15) сказано: «Поистине подобно тому как на ступице колеса укреплены спицы, так и на этом дыхании укреплено все это. Дыхание движимо дыханием. Дыхание дает дыхание. Дыхание – это отец, дыхание – мать, дыхание – брат, дыхание – сестра, дыхание – учитель, дыхание – брахман». В данной цитате речь идет о брахмане как человеке, принадлежащем к варне жрецов-брахманов, однако по индийскому универсализму легко предположить, что дело дойдет до того Брахмана, о котором мы все время говорили. И действительно: «Кто один бог?» – «Дыхание. Он – Брахман. Его называют тьят» («Брихадараньяка-упанишада», III – «Поучения Яджнявалкья»). Правда, там же (I, 5) можно встретить и иное утверждение: «(Небо и солнце) сочетались. От них родилось дыхание. Оно – Индра». Но это не столь важно. Свидетельство Аэция о том, что «по Анаксимену, воздух [есть бог]. Следует же под этим разуметь общие силы, пронизывающие стихии и тела», вновь отсылают нас к аналогии с Брахманом.
Все формы природы Анаксимен сводит к воздуху: разрежаясь, он становится огнем, потом – эфиром; сгущение воздуха последовательно образует ветер, облака, воду, землю и камень. В «Упанишадах» есть отдельные упоминания о взаимопревращении стихий и элементов (например, огонь обращается в ветер, и наоборот), но четкой системы они, к сожалению, не представляют.
Уничтожение Милета персами в ходе Ионийского восстания (499–493 гг. до н. э.) прервало дальнейшее развитие милетской школы натурфилософии, но, продолжая разговор об Ионии, следует сказать о Гераклите Эфесском. Он был человек мрачный и необщительный, царского рода, однако предпочел власти философию и поистине йогическое бытие отшельника. Лаэрций передает характерные рассказы об этом (IX, 2–3): «Просьбою эфесцев дать им законы он пренебрег, ибо город был уже во власти дурного правления. Удалившись в храм Артемиды, он играл с мальчишками в бабки, а обступившим его эфесцам сказал: “Чему дивитесь, негодяи? Разве не лучше так играть, чем управлять в вашем государстве?” Возненавидев людей, он удалился и жил в горах, кормясь быльем и травами». Считается, что он так и не создал своей школы (хотя Лаэрций пишет, что у него были последователи, стяжавшие себе прозвище гераклитовцев), однако примыкает к милетцам общим с ними положением о наличии материально-духовной первостихии, которой Гераклит полагал огонь как нечто наиболее изменчивое и подвижное; он порождает весь мир согласно необходимости – «логосу», закону бытия, создающему каждую вещь, – короче, Брахманом; он же и поглощает его в урочное время – по истечении «великого года», когда Мировой Пожар превращается вместе с тем и в Мировой (в смысле, конечно, Всемирный) Суд – «огонь все обоймет и всех рассудит», и так – постоянно (IX, 8): «Вселенная конечна, и мир один. Возникает он из огня и вновь исходит в огонь попеременно, оборот за оборотом, в течение всей вечности; совершается это по Судьбе». При этом огонь Гераклита вечно живой, просто в меру загорающийся и в меру потухающий. Чтобы не повторять аналогии с Брахманом, который тоже уподобляется огню – например, в «Шатапатха-брахмане» (VI, 1, 1, 10), отметим вскользь, что еще древняя Ригведа (VIII, 58, 2) сообщает о едином, многоразлично возгорающемся огне. Согласно Гераклиту (по Лаэрцию, IX, 8–9): «Начало есть огонь; все есть размен (amoibē) огня и возникает путем разрежения и сгущения… Изменение есть путь вверх и вниз, и по нему возникает мир. Именно, сгущающийся огонь исходит во влагу, уплотняется в воду, а вода крепнет и