Девять правил соблазнения - Сара Маклейн

— Конечно, еще нужно учесть, что твоя внешность... хм... оставляет желать лучшего. К сожалению, времена Рубенса прошли.

От возмущения Калли лишилась дара речи. Она, наверное, ослышалась: отвратительная старуха просто не могла этого сказать.

— Ты не думала о диете? Вареные яйца и капуста... Я слышала, они творят чудеса. Может, это сделает тебя менее... более! — Дама дробно захихикала, не замечая собственной бестактности. — И вот тогда-то, возможно, нам удастся найти тебе мужа!

Пришла пора сбегать отсюда, иначе она не выдержит и либо наговорит кому-нибудь из своих родственников дерзостей, либо просто лишится рассудка, пытаясь сдержать рвущийся наружу гнев. Избегая встречаться с теткой взглядом — она не могла гарантировать, что не выскажется в адрес злобной старухи, — Калли поторопилась распрощаться.

— Прошу прощения, тетушка: думаю, мне следует наведаться на кухню.

Ее нисколько не беспокоило, что ужин давно закончился, — Калли просто не могла оставаться среди гостей.

Едва сдерживая слезы, она укрылась в кабинете своего брата — там ее не потревожит случайно забредший гость. Лунный свет, льющийся сквозь огромные, во всю стену, окна, позволял девушке свободно ориентироваться. Она достала в буфете бокал и бутылку шерри, потом подошла к большому креслу в дальнем углу комнаты, служившей своего рода убежищем для мужчин семейства Аллендейл.

«Сегодня вечером это будет дамское убежище», — подумала девушка, делая глубокий вдох и наливая шерри. Она поставила тяжелый хрустальный графин на пол и устроилась поудобнее.

— О чём вздыхаешь, сестрица?

Калли вздрогнула и повернулась в сторону внушительного стола красного дерева в другом конце комнаты. Разглядев в полумраке фигуру за столом, она широко улыбнулась:

— Ты меня напугал.

— Пожалуй, обойдусь без извинений. Это ты забралась в мою берлогу. — Бенедикт Хартуэлл, граф Аллендейл, поднялся, пересек комнату и сел в кресло напротив сестры. — Надеюсь, у тебя есть веская причина прятаться, или я отошлю тебя обратно.

— Да? Интересно будет посмотреть, как тебе это удастся, — ты ведь не сможешь обнаружить мое исчезновение, не привлекая внимания к собственному, — поддразнила она.

— Абсолютно верно. — Бенедикт сверкнул белоснежными зубами. — В таком случае можешь остаться.

— Спасибо. — Она подняла свой бокал с шерри. — Ты очень добр.

Бенедикт налил себе виски и лениво крутил бокал в руках, а Калли залпом осушила свой и, закрыв глаза, замерла в кресле, наслаждаясь дружеским молчанием. Через несколько минут брат произнес:

— И что же заставило тебя бежать с такого большого семейного праздника?

Калли не открыла глаза.

— Тетя Беатрис.

— Что на этот раз выкинула старушенция?

Калли вздохнула и вновь наполнила свой бокал.

— Она лишь еще раз повторила то, что я уже слышала от представителей обоих семейств, собравшихся на ужин, — просто она сделала это со свойственной бестактностью.

— Ага. Замужество.

— На самом деле она сказала... — Калли помолчала и глубоко вздохнула. — Нет, я не доставлю ей удовольствия и не стану повторять ее слова.

— Могу себе представить.

— Нет, Бенни, не можешь. — Она сделала глоток. — Клянусь, знай я раньше, каково это — остаться незамужней, согласилась бы выйти за первого, кто сделал мне предложение.

— Первым тебе сделал предложение болван-викарий.

— Не следует плохо отзываться о представителях духовенства.

Бенедикт фыркнул и сделал большой глоток шерри.

— Хорошо. Я вышла бы замуж за второго. Джеффри был вполне привлекателен.

— Если бы ты его не отвергла, Калли, отец бы воспрепятствовал этому браку. Джеффри уже тогда слыл неисправимым игроком и отъявленным пьяницей. Он так и пропал в одном из игровых притонов.

— Да, но тогда сейчас я была бы вдовой, а вдов никому не позволено обижать.

— Ну, не уверен, что соглашусь с тобой, но если ты настаиваешь... — Бенедикт помолчал. — Ты действительно жалеешь, что не вышла за одного из них?

Калли вновь сделала глоток, задержав сладкое вино на языке и обдумывая его вопрос.

— Нет, — сказала она наконец. — Мне не хотелось бы стать рабыней какого-нибудь ужасного человека, который женился бы на мне только ради денег, или земли, или возможности породниться с графами Аллендейл, но не возражала бы против брака по любви.

Бенедикт хихикнул.

— Брак по любви — это совсем другое дело. Но они так редко свершаются.

— Не часто, — согласилась она, и оба замолчали. После некоторого размышления Калли сказала: — Нет... чего мне на самом деле хотелось бы, так это быть мужчиной.

— Не понял?

— Действительно хотелось бы! Например, если бы я сказала, что тебе придется следующие три месяца выслушивать ехидные соболезнования в связи со свадьбой Мари, что бы ты мне ответил?

— Я бы ответил: «Пропади оно пропадом!» — и все бы закончилось, не успев начаться.

Калли указала бокалом в его сторону.

— Вот именно! Потому что ты мужчина!

— Мужчина, которому удалось избежать присутствия на многих событиях, не давая, таким образом, возможности всяким сплетникам критически высказаться по поводу моего холостяцкого положения.

— Бенедикт, — произнесла Калли, поднимая голову, — единственная причина, по которой тебе удалось избежать всего этого, — это то, что ты мужчина. Я, к сожалению, не могу играть по этим же правилам.

— Да почему же?

— Потому что я женщина. Я просто не могу без конца уклоняться от балов и званых ужинов, чаепитий и примерок. О Боже! Эти примерки! Мне опять придется терпеть все эти фальшивые сочувственные взгляды. О Боже.

Калли прикрыла глаза, представив эту картину.

— Я все же не вижу причины, по которой ты не можешь просто не ездить на все эти ужасные мероприятия. Ладно, ты должна присутствовать на балу, где будет объявлено об их помолвке. Ты должна быть на свадьбе. Но откажись от всего остального.

— Да не могу я!

— И я снова спрошу: почему?

— Приличным женщинам также не пристало уклоняться от светских мероприятий, как и заводить любовников. Я должна заботиться о своей репутации.

Теперь настал его черед фыркнуть.

— Какая чушь, Кальпурния. Тебе ведь уже двадцать восемь.

— Это не по-джентльменски — упоминать о моем возрасте. И ты знаешь: я терпеть не могу, когда меня называют Кальпурнией.

— Переживешь. Тебе двадцать восемь лет, ты не замужем, и у тебя по сравнению с другими, пожалуй, самая образцовая репутация в свете. Ради Бога, ну скажи мне, когда в последний раз ты выезжала куда-нибудь без своего кружевного чепца?