Горькая радость - Колин Маккалоу

Лиам Финакан, протестант из Ольстера, окончил медицинский колледж Святого Варфоломея, где в то же самое время училась Гертруда Ньюдигейт, так что знакомы они были давно. Любовь к патологии свела его с сэром Бернардом Спилсбери, в результате чего его квалификация возросла настолько, что он с легкостью мог претендовать на место главного патолога в любой больнице Сиднея или Мельбурна. Но он выбрал Корунду, потому что там жила Эрис, на которой он женился в Лондоне. К тому времени, когда сестры Латимер появились в больнице, доктор Финакан трудился там уже пятнадцать лет.

Как и большинство патологоанатомов, он был тих, застенчив и не умел обращаться с больными, считая покойников более интересными объектами. Тем не менее в середине июля после двухнедельного общения с юными стажерками Лиам Финакан открыл новую сторону своей натуры, доселе не известную никому, включая его самого. Из ментальной конюшни был выведен боевой конь, а из затянутой паутиной кладовки извлечены рыцарские доспехи. Оседлав первого и облачившись во вторые, Лиам с копьем наперевес поскакал навстречу противнику, в роли которого он видел отнюдь не скупердяя Фрэнка Кэмпбелла. Его жертвой стала старшая сестра Ньюдигейт.

— Герти, ты совершенно не помогаешь этим девушкам и не оказываешь им никакой поддержки, — заявил он с металлом в голосе. — Стыдись! Когда сюда приходят обычные сиделки, они попадают в компанию себе подобных. Все эти женщины из Вест-Энда, и они всячески опекают своих новых коллег. А эти четыре очутились в полной изоляции, и им даже не к кому обратиться. И не говори мне, что ты сама здесь недавно. Поддерживать новеньких — твой долг, которым ты самым бессовестным образом пренебрегаешь, потому что их присутствие не нравится вест-эндскому большинству. Думаешь, я забыл, как ты ворчала и жаловалась, что тебе на шею вешают стажерок? И что же? Сейчас середина июля, а ты продолжаешь делать вид, что их не существует. Поселила их в какой-то развалюхе, поставила над ними эту толстую ленивую корову Марджи Бейнбридж и в награду отвела ей в том же доме целую половину.

Глаза доктора, потемневшие, как море во время шторма, метали в Гертруду сердитые молнии. Он предложил:

— Твои практикантки работают до изнеможения. А их жилье вполне в духе Фрэнка Кэмпбелла — жесткие стулья и солдатские койки. Кухней им пользоваться не разрешают. По счастливой случайности их дом отапливается, так что они хотя бы не мерзнут. Но им самим приходится колоть дрова и топить котел, чтобы иметь горячую воду, а это уже слишком! Ты меня слышишь? Это преступно! Несмотря на свое происхождение, они были воспитаны в скромности — тебе повезло, что их мать эгоистичная стерва.

Положив ладони на безупречный стол медсестры, доктор вперил в нее грозный взгляд.

— Я еще поговорю с Фрэнком Кэмпбеллом на эту тему и надеюсь на твою полную поддержку, Герти. Каждая из девушек должна иметь отдельную спальню. Им также следует выделить общую комнату с креслами, столами и полками для книг, чтобы они могли там заниматься. Разреши им готовить на кухне и проследи, чтобы к весне у них был ящик со льдом. Оторви зад от стула и обеспечь им нормальные условия! Пусть Марджи Бейнбридж присматривает за ними, ради бога, но роскошествовать ей совсем не обязательно. Я слышал, для медсестер собираются построить новый дом, но пока его нет, я хочу, чтобы мои подопечные жили в человеческих условиях.

Гертруда Ньюдигейт выслушала его до конца, но разделить ответственность за скаредность Фрэнка Кэмпбелла оказалась явно не готова.

— Сам воюй с этим типом, — холодно проговорила она. — А я уже сыта по горло.

— Вздор! Вам с Фрэнком меня не запугать. Герти, ты только подумай! Эти девушки достойны лучшего! Разве стоит терять четырех потенциальных медсестер ради того, чтобы ублажить шайку невежественных сиделок, которые не могут отличить натрия от калия? И ни черта не разбираются в медицинских терминах, хоть им кол на голове теши. Направь свою энергию в нужное русло и постарайся убедить этих теток, что современная медицина требует грамотного персонала. Надо идти в ногу со временем!

К Гертруде вернулось ее обычное самообладание. Она отлично поняла доктора, но его претензии показались ей необоснованными. Слишком недолго пробыла она в больнице, чтобы по-настоящему оценить, какую опасность таит невежество здешних сиделок. В отместку она выпустила в него отравленную стрелу.

— Как поживает твоя жена? — участливо спросила она.

Но доктор был неуязвим для подобных выпадов.

— Флиртует, как обычно. Горбатого могила исправит.

— Ты должен с ней развестись.

— Зачем? Я же не собираюсь снова жениться.

Для сестер Латимер доктор Финакан был лучом света в непроглядной тьме, и они искренне полюбили его. Обнаружив их незаурядные способности и отменную подготовку, он с энтузиазмом отдался преподаванию и был поражен уровнем девических познаний в области математики и физики, позволявшим им разбираться в таких сложных вещах, как электричество и теория газов. Его слушательницы не уступали мужчинам с медицинским дипломом. Все новое они схватывали с поразительной быстротой. Даже у Грейс было достаточно соображения, чтобы справляться с теорией, но ей мешало отсутствие интереса. И хотя в разговоре с сестрой Ньюдигейт речь шла о «четырех потенциальных медсестрах», точнее было бы говорить о трех, ибо Грейс явно не горела желанием становиться дипломированной медсестрой.

Любимицей доктора была Тафтс, которую он неизменно называл Хизер. Конечно, Эдда была умнее и одареннее, но патологоанатом Лиам обожал порядок, логику и методичность — а уж в этом Тафтс не было равных. Из Эдды мог получиться блестящий хирург, а Тафтс была прирожденным патологоанатомом, дотошным, упорным и усидчивым. Их симпатии были взаимными. Ни мужская импозантность хирурга Эриха Герцена, ни кипучее обаяние главного акушера Неда Мэсона не шли ни в какое сравнение с магнетизмом доктора Финакана с его чуть седоватой шевелюрой, узким изящно вылепленным лицом и серо-голубыми глазами. Это отнюдь не означало, что Тафтс, вообще не склонная к романтике, грезила о нем по ночам. Просто он нравился ей как личность, и ей доставляло удовольствие находиться в его обществе. Уважая особенности ее характера, сестры никогда не поддразнивали ее по поводу мужчин, тем более когда дело касалось доктора Финакана. В натуре Тафтс было что-то монашеское, хотя обликом она ничуть не напоминала Христову невесту.

Факел, которым Лиам опалил старшую медсестру, стал своего рода эстафетной палочкой. Гертруда Ньюдигейт припекла им сестру Бейнбридж, которая, в свою очередь, подпалила Лину Корриган, неформального лидера сиделок, а та распространила пламя на все вест-эндское сообщество. Ожоги не проходили долго.

Жилище практиканток претерпело самые радикальные изменения — его расширили и вылизали до хирургической чистоты. Теперь у каждой из сестер была собственная спальня, в общей гостиной появились мягкие кресла, столы и даже радиоприемник, на кухне стало возможно готовить, к двум ванным срочно подвели горячую воду, для чего была вырыта отдельная траншея. Санитар Гарри ежедневно забирал их форму для стирки, а шкафы в кухне были набиты печеньем, банками с джемом, бутылочками с соусами, чаем, кофе с цикорием, какао-порошком, экстрактами для приготовления прохладительных напитков и черносмородиновой настойкой. Но все это бледнело по сравнению с большим ящиком со льдом, где могли поместиться и яйца, и бекон, и масло, и колбаса.