Последний бой - Дмитрий Лифановский

— Он говорит, что всего-навсего военный врач, выполнявший приказы начальства. Раненым офицерам была нужна кровь. Он требует обращения согласно конвенции, — Александр с удивлением и брезгливостью смотрел на пленного нациста. До какой степени цинизма надо дойти, чтобы что-то требовать у постели практически убитого тобой ребенка?

— Переведите ему, — сухо потребовала женщина, — что если девочка умрет, я лично, наплевав на все конвенции, выцежу с него всю кровь по капле, — к концу фразы она буквально шипела, испепеляя взглядом немецкого врача, — И плевать мне на конвенции и трибунал!

А Александру впервые в жизни стало стыдно, что в его жилах течет тевтонская кровь.

Они еще долго ходили по лагерю, снимали, записывали, расспрашивали подростков и служащих лагеря. Оказывается, охрану осуществляли не немцы, а коллаборанты из местных. Этих расстреливали тут же, после допроса сотрудниками НКВД, прибывшими вместе с десантниками. Они видели ямы полные детских трупов. Видели карцер, из которого красноармейцы вытащили два заледеневших трупа мальчишек. А перед глазами Александра все стояло бледное лицо этой девочки Наины. И когда он садился в вертолет, чтобы лететь обратно, вместе с освобожденными детьми и уже по прилету на партизанскую базу и утром в теплой землянке, когда он долго ворочался не в силах заснуть. И он знал, чувствовал, что напишет, расскажет своим читателям и слушателям. Потому что весь мир должен знать про Наину, про эти тонкие бледные ручки, мертвые глаза и тихий страшный шепот: «Я умру, да?». Знать, чтобы больше никогда не повторить такого. Чтоб раздавить и уничтожить идеологию, породившую таких чудовищ, как этот доктор и тех, кто отдавал ему приказы.

А спустя трое суток, когда они прибыли на большую землю их встречали Стаин со своими командирами, медики, представители политуправления фронта и особого отдела. И когда начали выводить эвакуированных детей, вдруг от группы командиров со страшным, разрывающим сердце криком кинулась одна из женщин. Она буквально схватила маленького, щуплого мальчонку, задушив его в объятьях и сама задыхаясь от слез. Женщина что-то повторяла сдавленно и явно не по-русски, а плачущий малыш, обхватив ручонками ее шею, вторил ей на том же языке.

— Надо же. Бывают чудеса на войне, — раздался девичий голос рядом с Александром, он обернулся и увидел рядом с собой Свету Сталину.

— Не объясните мне, что случилось?

— А что тут, объяснять, — дернула щекой девушка, — наша товарищ капитан, сына нашла. С сорок первого не видела[ii].

Светлана судорожно втянув воздух отвернулась и скрылась за вертолетом, а Александр долго стоял и смотрел то на плачущую женщину, обнимающую чудом найденного, и, наверное, в мыслях давно похороненного ребенка, то на столпившихся вокруг них людей, то на вертолет за которым скрылась дочь Сталина и думал, как же прав был советский лидер, сказав ему на прощание, что того, что он увидит и переживет в этой командировке, ему хватит на всю жизнь. Только тогда он был не прав, подумав, что Сталин имеет в виду репортаж всей его жизни. Нет, он подразумевал совсем другое, что еще предстоит понять и осмыслить и что изменило его, родившегося в России подданного британской короны урожденного прибалтийского немца с русской душой, навсегда.

[i] Из воспоминаний Григория Голубицкого, опубликованных в книге «Дети войны»: «Всех повезли в Красный Берег. Привезли, высадили и повели к речке Добосна. Там стояли палатки. Нас раздели и заставили мыться холодной водой из речки. Затем под конвоем повели на осмотр. В одной из комнат стояли тазы с внутренними человеческими органами. Это привело нас в ужас, мы дрожали». На самом деле Красный берег не был донорским пунктом, как и лагерем смерти. Это скорее пересыльный лагерь. В РИ, забор крови у детей осуществляли непосредственно в Жлобине в госпитале. Описываю сборный образ немецкого детского лагеря. Но может же автор своим произволом несколько преувеличить факты, тем более все, что описано было на само деле, просто не в Красном береге.

[ii] В РИ все близкие Зинаиды Горман были уничтожены немцами. "После освобождения Белоруссии работник нашего штаба Зина Горман съездила в деревню, где ее отец работал в колхозе. Туда она на лето отправила своего маленького сына в июне 1941 года. Вернулась почерневшая от горя. Всех евреев уничтожили. Кого-то расстреляли, а большинство закопали в землю живыми…' — из воспоминаний Ирины Ракобольской.

[i] Эрскин Престон Колдуэлл (англ. Erskine Preston Caldwell, 17 декабря 1903 — 11 апреля 1987) — американский писатель-прозаик, представитель реалистического направления в литературе. Долгое время Колдуэлл поддерживал тесные связи с СССР. Был вице-президентом просоветской Лиги американских писателей. На русский язык его произведения неоднократно переводились начиная с 1938 года. С мая по сентябрь 1941 года писатель был корреспондентом в Москве. В результате у него вышли публицистические книги «Москва под огнём» (англ. Moscow Under Fire) и «Всё брошено на Смоленск» (англ. All-Out on the Road to Smolensk, 1942), а также роман «Всю ночь напролёт» (англ. All Night Long, 1942) — о партизанском движении в СССР.

[ii] Александр Верт (англ. Alexander Werth; 4 февраля 1901[1], Санкт-Петербург[2] — 5 марта 1969[2], Париж[2]) — британский журналист, корреспондент газеты The Sunday Times и радиокомпании ВВС (1941–1946), а также газеты Manchester Guardian (1946–1948) в Советском Союзе.

[iii] Мари́я Ива́новна Су́хова (1905 — 4 мая 1944) — советский оператор документального кино, фронтовой кинооператор в годы Великой Отечественной войны. Лауреат Сталинской премии второй степени (1946 — посмертно). Погибла во время прорыва партизанскими бригадами в ночь на 5 мая 1944 года немецко-фашистской блокады Полоцко-Лепельской партизанской зоны в районе Ушач Витебской области Белоруссии. Раненая в живот, Мария Ивановна отдала партизану отснятые пленки и потребовала, приказала застрелить ее. Не захотела оставаться врагу, а выбраться шансов не было.

III

Вот и подошли к концу два месяца относительно мирной жизни. Только что, из Генерального штаба сообщили, что их корпус на весеннюю кампанию входит в состав войск Западного фронта под командованием недавно получившего звание маршала Жукова. Ну что ж, с Георгием Константиновичем Стаину воевать приходилось. Несмотря на тяжелый и жесткий характер, к Александру он относился хорошо и лишнего себе не позволял, хотя порой и мог пройтись матом. Ну, так это вполне нормально. В армии по-другому бывает, но очень-очень редко.

Едва ознакомившись с приказом, Стаин убрал его сейф, раздался телефонный звонок:

— Жуков говорит, — раздался в трубке знакомый голос маршала, без приветствий и предисловий — Знаешь уже⁈

— Здравствуйте, товарищ маршал Советского Союза, поздравляю с новым званием, — если Жукову простительно не поздороваться, то простому полковнику, такое не позволительно, — Знаю.

— В какой готовности корпус?

— В боевой, — Стаин пожал плечами, будто комфронта мог его видеть, — Личным составом и техникой пополнились. Люди отдохнули. Готовы к выполнению любых задач.

На том конце провода возникла небольшая пауза, и послышался чей-то бубнеж, потом снова раздался голос Жукова:

— Хорошо. Тебе верю, — приятно, черт возьми, — Я сейчас выезжаю в войска, послезавтра буду в Москве. Будь готов. Или вызову, или заеду.

— Есть.

— Все, бывай, — и комфронта повесил трубку.

Ну что ж, пока не ясно, куда и когда их перебросят, двое суток относительно спокойных есть и раньше времени воздух сотрясать не стоит. Корпус действительно готов, насколько это вообще возможно. Тем более им не привыкать срываться с места в авральном порядке. И так, после февральской операции в Белоруссии их практически не трогали, дав возможность подтянуть боевую подготовку, привести в порядок материально-техническую часть, дать отпуска наиболее отличившимся красноармейцам и командирам.

И все бы хорошо, если б не журналисты, при упоминании которых у Стаина и Ивелича начинал дергаться глаз, а рука сама собой тянулась к кобуре. Не понятно только для чего. То ли пристрелить навязчивую пишущую и везде сующую свой нос братию, то ли застрелиться самим. А корреспонденты после операции по спасению детей зачастили в корпус и бригаду к Маргелову. Дело в том, что фотографии, сделанные Симоновым в немецком детском пересыльном лагере, с помощью британца Верта облетели весь мир. Девочка Наина и капитан Горман, нашедшая своего сына, стали знаменитыми в течение одних суток. Со всех концов земного шара в Советский Союз пошли письма. Писали рабочие, фермеры, учителя, служащие