Тень Микеланджело - Пол Кристофер

Он обнимал ее за талию, запустив руку в тугой карман ее джинсов, и примерно на каждом третьем шагу их бедра соприкасались. В бытность свою старшеклассницей она, наверное, дала бы отхватить себе левую грудь, лишь бы иметь возможность прогуляться в обнимку с таким парнем, но сейчас ей казалось, что это… как-то по-школьному. Ну, как будто парень пошел пройтись, нашел на улице табличку с ее именем и украл для нее эту штуковину. Примерно так.

Финн вздохнула. Может быть, в этом-то все и дело. В том, что в Питере слишком уж много от старшеклассника.

— Ты в порядке?

— Конечно. А что?

— Ты вздохнула.

— Питер, люди порой вздыхают.

— У тебя не случилось ничего… особенного?

Он имел в виду месячные, но говорил таким тоном, словно они и вправду представляли собой что-то особенное, нечто вроде болезни.

— В каком смысле «особенного»? Не подцепила ли я триппер? Какую-нибудь вагинальную инфекцию? Или, скажем, герпес?

Он вспыхнул, уязвленный грубостью ее тона.

— Нет. Я не имел в виду ничего такого. Просто ты весь вечер ходишь как в воду опущенная, и я подумал, что, может быть…

— Подумал, что из-за этого накроется твое удовольствие? Кровь на простынях и все такое, да?

— Вовсе нет, — отозвался Питер чуть отстраненно. — Этого я тоже не имел в виду.

Он вынул руку из ее заднего кармана, слегка подался в сторону и натянуто улыбнулся.

— Вообще-то там, откуда я родом, девушки так не разговаривают.

— Да разговаривают, Питер. Наверное, ты никогда к ним толком не прислушивался.

Финн снова вздохнула. Ей самой не нравилось, как она с ним обращается: это было несправедливо. Ведет себя как стерва, что совершенно на нее непохоже. Одно дело не дать парню дорваться до клубнички, и совсем другое — изводить его беспричинными придирками.

— Послушай, — пояснила она, — дело в том, что сегодня меня непонятно за что турнули с работы. Я была уверена, что делаю все как надо, но меня обвинили черт знает в чем. В результате я, как последняя идиотка, поцапалась с боссом, и меня выставили взашей. Этот Александр Краули — самый напыщенный, самонадеянный, хвастливый придурок, какого мне, черт возьми, когда-либо доводилось встречать!

— Вот оно что, — сказал Питер. — А я-то испугался, вдруг дело во мне.

Он по-мальчишески ухмыльнулся, и ее решимость на мгновение поколебалась. Они дошли до двери ее дома, Финн достала ключи, а через несколько секунд оказалось, что они с Питером целуются.

Пожалуй, за весь сегодняшний неудачный день это был самый приятный момент, так что ее решимость отказать ему начала слабеть. Губы у Питера были мягкими и теплыми, язык настойчиво проталкивался между ее зубами, и внизу живота уже разливалось волнующее тепло.

Но тут Финн ощутила запах драже «Тик-так» со вкусом корицы и поняла, что незадолго до поцелуя он сунул в рот горошинку, заранее спланировав свою атаку. Это отрезвило ее, и, когда рука молодого человека скользнула к ее груди, она мягко отвела ее и прервала поцелуй.

— Не сегодня, Пит. Правда. Я очень устала.

— Давай я хотя бы провожу тебя до квартиры.

Он снова ухмыльнулся. Его ухмылка и драже «Тик-так» казались неразделимыми.

— Вовсе незачем.

— Но я хочу. — Питер пожал плечами. — И вообще, кто знает, что может подстерегать тебя в лифте?

— Этот старый лифт сам по себе чудовище, так же как и ты.

— Тогда я буду защищать тебя от себя самого, — отозвался он.

Финн рассмеялась, повернула ключ, и они вдвоем вошли в подъезд.

По пути к лифту Питер снова принялся целовать ее, и к тому времени, когда долгая дерганая поездка на пятый этаж закончилась, она поняла, что, наверное, совершит ошибку и все-таки пригласит его к себе.

По большому счету Финн понимала, что ей просто хочется отвлечься и забыть о сегодняшних неприятностях, тогда как Питер старается обратить это в нечто большее, но сейчас это не имело для нее значения. В ней пробуждалось желание, а с ним пришла мысль о том, что она имеет право подумать о себе. В конце концов, разве это ее дело, ограждать его от реальностей жизни? Она же ему не мать, бога ради! Хихикнув, ибо эта мысль явно имела фрейдистский оттенок, Финн повернула ключ в замочной скважине.

— Что это ты так развеселилась? — спросил Питер.

— Ничего, просто дурацкая мысль. Можешь зайти, если хочешь.

Она вошла в темную квартиру, и Питер зашел следом за ней.

— Не слышу особого энтузиазма в твоем голосе, — пробормотал он.

Человек появился из ниоткуда, как беззвучная черная тень. Внезапный свет ударил Финн в лицо, и она вскинула руку, прикрывая глаза. Сердце екнуло, страх схватил ее за горло.

— Какого черта? — единственное, что успел сказать Питер.

Прямо перед тем, как прозвучали эти слова, послышался краткий шорох, и за миг до того, как на голову Финн сбоку обрушился удар, заставивший ее упасть на колени, на нее пахнуло дешевым лосьоном после бритья. Это был фонарик? Очевидно, да, потому что вокруг опять стало совершенно темно.

Питер кинулся вперед, ей на помощь, и, прежде чем ее поглотила тьма, Финн успела услышать страшный, прерванный булькающим вздохом крик и даже успела подумать о том, кто же это произвел такой жуткий шум.

Мужчина выглядел лет на шестьдесят с хвостиком. Он был невысок ростом, для своих лет недурно сложен, волосы на макушке и затылке вились, а то, что он облысел спереди, визуально делало его лоб особенно высоким, придавая ему вид мыслителя. Глаза за круглыми, в стальной оправе очками были темно-карими, почти черными. Одежду его составляли прекрасно сшитый костюм, синий в тонкую светлую полоску, не иначе как от братьев Брукс, белая сорочка без фирменного лейбла, галстук «Тернбул и Ассер» в тонкую синюю полоску и туфли фирмы «Бэлли». Золотые часы «Булгари» на правом запястье могли показаться чересчур броскими, даже кричащими, однако они гармонировали с кольцом Йельского университета на указательном пальце левой руки. Обручального кольца не было. От мужчины слегка пахло туалетной водой «Лагерфельд».

Однако облик этого весьма респектабельного на вид джентльмена сильно портил тот факт, что кто-то засадил ему в рот девятидюймовый марокканский кинжал. Клинок пробил мягкое нёбо и вонзился в мозг, а рукоять торчала между губами, как серебристо-черный язык. Эта рукоять не позволяла голове покойного упасть на обтянутую зеленой кожей и фетром столешницу антикварного письменного стола. Крови было очень мало.

Случай, судя по всему, относился как раз к таким, за расследование которых платили лейтенанту Винсенту Дилэни из отряда особого назначения при начальнике полиции.

В соответствии с табличкой на двери кабинета мертвый человек с кинжалом во рту являлся доктором Александром Краули, директором Музея Паркер-Хейл, находящегося на углу Шестьдесят пятой улицы и Пятой авеню, прямо напротив зоосада в Центральном парке. Дилэни окинул взглядом высокие окна на противоположном конце помещения. Старомодные зеленые бархатные портьеры были оттянуты назад и закреплены гармонировавшими с ними витыми бархатными шнурами. Может быть, бабуин из зоопарка что-то и видел, но Дилэни в этом сомневался. На такую удачу, как очевидец, рассчитывать не приходилось. Кроме того, на самом деле он отроду не наведывался в зоосад Центрального парка и понятия не имел, есть ли там бабуины.