Мы знаем, что ты помнишь - Туве Альстердаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она очень подробно расписала это место. Конкретно и со всеми деталями, представив его таким, каким мама знала его раньше, и сейчас могла опереться на эти самые воспоминания. Мамин отец, дедушка Эйры, в шестидесятые годы трудился на этой лесопилке, пока ее не закрыли, и мамин дом, в котором она выросла, находился неподалеку. Эйра вдруг осознала, что почти все, что есть у них в округе, можно охарактеризовать как старое или бывшее. Воспоминанием о том, что было здесь раньше.
–У тебя в поселке была подруга Унни, которая снимала квартиру в старом рабочем квартале, его еще в шутку прозвали «Огромным наслаждением». Я помню, она частенько гостила в нашем доме, потому что жила одна, и, когда это случилось, ночевала у нас.
–Да, да. Не знаю, что ты там себе вообразила, но я еще не настолько больна склерозом. Она потом оттуда переехала. Познакомилась в Сундсвалле с одним джазовым музыкантом, и поминай как звали. Когда же это было? Впрочем, ее можно понять – некоторым женщинам тяжело выживать в одиночку.
Черстин потыкала в картофелины зубочисткой. То, что надо, мягкие, но еще не разварившиеся, словно у мамы внутри был встроенный таймер. Как хорошо, что еще бывают такие моменты, подумала Эйра. Что в ее нынешней маме осталось еще многое от прежней Черстин.
–Так вот, тот четырнадцатилетний подросток, который это сделал, он вернулся в Кунгсгорден. Я его вчера видела.
–Ух ты.– Мама подавила куски сливочного масла о горячие картофелины и перемешала все со сливками, зачерпывая их чересчур много. Добавила селедки и лосося и с жадностью принялась запихивать еду в себя. Неуемная прожорливость – одно из последствий заболевания деменцией. Может, она забыла, что уже ела несколько часов назад, или испугалась, что больше не получит пищи и скончается от голода.– Не понимаю, и как только таких выпускают.
–Ты знаешь Свена Хагстрёма?
В ответ – тишина. Долгое пережевывание.
–Как ты сказала?
–Отец Улофа Хагстрёма, убийцы Лины. Как оказалось, он никуда не уехал и все эти годы продолжал жить у себя в Кунгсгордене.
Черстин отодвинулась от стола и, привстав, принялась искать что-то в холодильнике.
–Я же помню, что поставила бутылку вот сюда, а теперь ее нет.
–Мама,– Эйра помахала в воздухе бутылкой с абсентом, которую они уже успели пригубить. Она налила еще.
–«Привет, Деды Морозы»![2] – завопила Черстин и радостно взмахнула рюмкой.
С болезнью цвет ее глаз начал меняться, особенно сильно это проявлялось в те моменты, когда она утрачивала связь с реальностью. Жившая в них синева бледнела, но стоило ей что-нибудь вспомнить, как глаза тут же ярко вспыхивали. Сейчас они были прямо-таки бирюзовыми.
–Свен Хагстрём был найден вчера мертвым,– сообщила Эйра.– Мне вот интересно, что он был за человек. Как меняются люди, когда узнают, что их собственный сын – убийца.
–Он приходился родственником Эмилю Хагстрёму?
–Не знаю, а кто это?
–Поэт!– Глаза матери сверкнули тем самым ярко-голубым цветом. На мгновение голос Черстин Шьёдин стал таким же властным, как и прежде, и в нем прозвучали знакомые нотки: «Да ведь это же очевидно! Как можно такого не знать!» – Даже если ты не читаешь книг, то все равно должна его знать.
Она потянулась к бутылке и налила себе еще рюмочку. Эйра отпила из своего бокала, чувствуя сильный соблазн сказать матери, что ничего подобного, она читает книги или, по крайней мере, слушает их, иногда, во время пробежек, и желательно в ускоренном темпе, чтобы они не казались такими чертовски скучными.
–Свен Хагстрём,– вместо этого повторила она и напомнила себе основные факты, которые они с напарником разузнали накануне, пока ждали дежурного следователя.– Он родился в 1945 году, как и наш папа. В пятидесятые переехал с родителями в Кунгсгорден, так что, вполне вероятно, вы с ним пересекались. Он работал на сортировке бревен в Сандслоне, пока сплав по реке не прекратился. Несколько сезонов играл в составе команды по хоккею с мячом…
–Нет, я не знаю его.– Черстин снова, не жуя, заглотила целый кусок, закашлялась и аккуратно вытерла рот салфеткой. Беспокойная тревога во взгляде.– А твой отец и подавно. Никто из нас его не знал.
–Я была у него дома,– упорно гнула свое Эйра, сама толком не зная, чего она добивается своим безнадежным и чисто полицейским упрямством. Должно быть, все дело в раздражении из-за невозможности даже сейчас получить ответы на все свои вопросы, а еще в желании добиться реванша за все те годы, когда она была еще ребенком и взрослые ничего ей не рассказывали, а лишь отмалчивались да перешептывались о чем-то по углам. А если даже ей слегка и удавалось заглянуть за занавесу тайны, то потом все равно следовало как можно скорее о ней забыть.
–Я вот думаю, сколько же у него дома книг, почти целая стена ими забита. Должно быть, он брал их почитать в библиотечном автобусе. Ты ведь помнила всех жителей округи и знала, что им нравится читать. Загружая свой автобус, ты находила и брала с собой именно те книги, которые они хотели. Или, скажем, Гуннель Хагстрём, его жена. Они потом развелись. После убийства Лины, когда Улофа отослали прочь…
Эйру прервала трель телефона. Звонят с работы, наконец-то! Она схватила мобильный и вышла через кухонную дверь в сад. Занятая приготовлением праздничного обеда, она боролась с желанием позвонить и спросить. Первые двадцать четыре часа истекли, стандартный срок для задержания. И сейчас Улоф Хагстрём мог быть на свободе. Или же нет.
–Привет,– поздоровался Август Энгельгардт,– я тут подумал, что тебе, наверное, захочется узнать последние новости. Если ты не слишком ценишь свободное время.
–Он арестован?
–Вот-вот, я только что об этом узнал. Так что у нас есть три дня.
–У нас?– вырвалось у нее. Обычно убийства не залеживались у них под носом, их со скоростью ветра относило в Сундсвалль, где ими занимался отдел по расследованию особо тяжких преступлений. Вначале они, конечно, могли привлекать все ресурсы, какие только можно: дежурных, местную полицию, следователей по гражданским делам, даже стажеров, которые могли работать сверхурочно, чтобы помочь уладить самые неотложные дела, но бо́льшая часть расследования переносилась на десять миль к югу, в каменный город на побережье. Эйра и сама сегодня утром какое-то время стояла и раздумывала на эту тему с телефоном в руках. Она как раз собиралась вызваться работать сверхурочно, когда на кухне раздался сигнал таймера и ей пришлось отбросить телефон в сторону и бежать доставать из духовки вестерботтенский пирог, а потом она увидела букет, который собрала мама, и не осмелилась отложить празднование Середины лета еще на день.
–Что-нибудь еще известно?– спросила она, плюхаясь в гамак.
Над головой заскрежетало. Она опустила ноги на землю, чтобы прекратить качание.