Создатель чудовищ - Дмитрий Лазарев

Рита подняла на меня взгляд, и по тому, что плескалось в ее глазах, я понял, какой дурацкий вопрос только что задал. Ей страшно и одновременно не терпится. Причем боится она больше не за себя, хотя нырок в эгрегор Сеятелей – тот еще экстрим. Боится она провала – того, что ничего не получится. Ведь, по большому счету, мы все поставили на эту карту с катализатором: других-то идей у нас не было. А время… Вот нутром я чуял, что чем дольше Глеб находится в руках Паука, тем меньше у нас шансов его спасти. Так что у нас ситуация – почти пан или пропал. Или сработает эта безумная затея, или… Про альтернативу даже думать не хотелось. И ей тоже. Поэтому у меня и Риты в душе наверняка бушевали одинаковые ураганы, вот только роли у нас разные: ей нырять, мне – держать. И от нее зависит почти все. Готова ли она? Физически – да, а морально… Нет, конечно! И в то же время – да, какого черта мы не начинаем?!

Все это я прочел в ее взгляде, ободряюще улыбнулся и нежно сжал ее пальцы:

– Прорвемся, милая! Я буду тебя держать.

Она только кивнула.

* * *

Тьма. Живая, голодная. Она вокруг, везде… Ее нет только в нас. Пока нет. Но если будем хлопать ушами или слишком задержимся здесь – будет. Да и нас, собственно, уже не останется. Растворимся в этой тьме, как будто и не рождались. Рита погружена глубоко, она почти вся здесь, а я балансирую на границе двух реальностей. Это моя задача – я ее якорь, если говорить о привязке к физической реальности, и спасательный круг, если речь об этом море тьмы. Эгрегор Сеятелей – неподходящее место для людей. Даже для не совсем людей вроде нас. Сувайвору и «лояльной» тут делать нечего, и этой тьме только дай шанс – сожрет нас и не подавится. Не потому что злая, не потому что враждебная, а потому, что таковы ее природа и суть.

Я держу Риту. Держу изо всех ментальных сил. Мы – почти одно. И это «почти» – тонкая грань, очень важный нюанс. Если нырнувший сюда будет слишком слабо связан с родной реальностью – пропадет ни за понюх табаку, если слишком сильно – спалится, как чужеродный элемент в этой ноосфере космического разума. И то и другое – хана. Слава богу, Посвященный нас проинструктировал достаточно подробно, так что мы знаем, что делать… Теоретически.

А практически… Я уже нырял в эгрегор, когда звал самого Посвященного. Но это было совсем ненадолго – он быстро откликнулся, мы коротко поговорили, и я вывалился обратно в реальность. Тут же все иначе. По-быстрому не получится – надо звать, причем звать долго и «громко». Ментально громко. Этим сейчас и занимается Рита. А я чувствую и воспринимаю все то же, что и она, – наша интеграция достаточно тесная для этого. Только помочь ничем не в состоянии. Именно в ее нелегкой миссии. А вот мониторить активность тьмы вокруг – это я могу, чтобы успеть выдернуть Риту обратно до того, как станет слишком поздно.

Она бьется пока безо всякого толка, словно в глухую стену, только не каменную, а мягкую, как в сумасшедшем доме в комнате для буйных. И эта темная мягкость гасит ее зов, он тонет и глохнет, словно выпитый тьмой, и нет никакого ответа. Хотя, конечно, тьма не пьет зов, это только кажется. Просто сын не отвечает – или не слышит, или не может ответить. Даже не знаю, что хуже.

Если честно, я в растерянности: у Глеба все способности сувайвора, пожалуй, даже помощнее моих, в том числе и стойкость к воздействию паранормальных талантов Измененных. Как же Паук ухитрился его закабалить? Я спрашивал у Посвященного и по его расплывчатому ответу понял, что у него самого одни догадки. Например – Паук вышел на такой уровень, что способен преодолевать сувайворский иммунитет… М-да, веселая картинка, нечего сказать…

Как же мне хочется присоединиться к жене и звать вместе с ней! Увы – нельзя: так мы точно спалимся. Якорь должен быть нем. Но я чувствую нарастающее отчаяние Риты – она не может пробиться к Глебу, хотя работает на пределе своих возможностей, даже таких, как сейчас, усиленных. Ей наверняка придется потом антинову вколоть – эксплуатирует она себя на износ. Мой мозг тоже усердно скрипит в поисках выхода, но не находит его. Как еще можно позвать, чтобы…

Ох, что это?! Рита теряет над собой контроль. Казалось бы, «лояльная», а вот поди ж ты! Отчаяние – страшная штука. Особенно если это отчаяние матери, потерявшей своего ребенка. Рита наращивает интенсивность зова, буквально сжигая себя ментально, и в тот же миг начинает шевелиться тьма вокруг. Она явно что-то почувствовала: сжимается, концентрируется вокруг нас. Вокруг Риты. И в тот же миг я понимаю: сейчас или никогда. Дергаю жену на себя изо всей ментальной мочи, и мы вываливаемся из эгрегора Сеятелей в обычную реальность.

* * *

Рита, рыдая, кинулась на меня, стала бить меня кулаками в грудь и кричать:

– Зачем?! Заче-е-ем?! Зачем ты выдернул меня?! Я бы достучалась до него! Я уже почти… Еще бы чуть-чуть – и…

– Ты бы исчезла, – перебил я, перехватывая ее руки и прижимая жену к себе. Крепко-крепко. – Тьма эгрегора сожрала бы тебя. Или ты бы себя сожгла. Все решали секунды…

Отчаяние словно лишило ее последних сил, и она продолжала рыдать на моей груди. Тихо и безутешно.

– Что же делать, Тема? Что де… – и вдруг обмякла в моих руках.

А я закричал:

– Док, вакцина!

Но Эдуард уже и сам все видел, он мгновенно оказался рядом, сделал инъекцию, и мы аккуратно положили Риту на диван.

– Порядок, – успокаивающе произнес Прохоренков. – Мы успели. Ей просто надо отдохнуть…

– Не получилось, да? – это впервые нарушила молчание Алина.

Я помотал головой.

– Твою налево! – вырвалось у нее. – И что теперь? Неужели все зря?

Я хотел было уже ответить утвердительно, но вдруг замер, осененный новой мыслью.

– Не совсем, – губы мои шевелились еле-еле, словно после «заморозки» у стоматолога. – У меня есть одна идея.

Остров Итуруп

«Помоги… те!» Силы уходят, а взять новые неоткуда. Можно ли охрипнуть, если все твои отчаянные крики – мысленные? У Глеба сейчас именно такое ощущение – что он сорвал свой ментальный голос. Все бесполезно: ни вырваться, ни докричаться. Он как-то привык считать себя суперкрутым, способным сотворить то, что не может больше никто. И защищенным, словно на нем волшебные доспехи, которые никто не может пробить. И где они теперь, эти доспехи? Были же! Даже Зовущий не смог подчинить Глеба, уж на что он был страшен! Как же этот… Паук справился? При одной мысли о нем Глеба охватывают страх и омерзение. Словно его пленитель и впрямь – гигантское насекомое, мерзкая членистоногая тварь с ядовитыми жвалами.

Глеб не любит пауков. Не боится, нет – ему скоро девять, в таком возрасте мужчине не пристало бояться насекомых, – просто не любит. Какие-то они… как там папа говорил? А, коварные, вот! Подкрадутся незаметно и укусят. Или в паутину поймают и укусят. Не то что волки – вот кто честные хищники! А этот… Паук… сделал что-то такое, от чего Глеб чувствует себя теперь совершенно беспомощным.