Путь к богатству. Мемуары первого миллиардера - Джон Дэвисон Рокфеллер

Мы в те времена отправляли керосин большими партиями на судах по морю и каналам из-за экономии в перевозке, а для этого нужно было необычайное количество наличных денег, целые капиталы. Мы уже забрали огромную сумму в другом банке, и председатель его меня известил, что его правление получило сведения о громадной ссуде, выданной нам, добавив, что они желают от меня получить более подробные по этому поводу разъяснения.

Я поблагодарил его за извещение и ответил, что готов дать всякие объяснения, так как придется, по-видимому, попросить у банка еще много денег. Мы получили от банка все, что нам было нужно, а обошлись без разъяснения. Боюсь, я слишком много говорю о делах, банках и деньгах. Я ничего не знаю более позорного и жалкого, чем человек, все часы бодрствования посвящающий заработку денег. Стань я сорока годами моложе, я, конечно, снова взялся бы за работу, хотя бы потому, что общение с людьми большой сообразительности и интеллекта возбуждает во мне интерес и доставляет мне особое удовольствие. Но у меня нет недостатка в интересах, способных наполнить мой день, и я надеюсь осуществить немало планов, всю жизнь воодушевлявших меня.

Все дни своей долгой работы, наступившей с шестнадцатым годом моей жизни и закончившейся пятьюдесятью пятью годами, когда я удалился от дел, мне удавалось устроить себе не один час отдыха того или другого рода, чему я обязан помощи своих исключительно талантливых и прилежных сотрудников, принимавших на себя бремя управления нашими предприятиями.

Как единица, я удовлетворен количеством и качеством работы, выпавшей в жизни на мою долю. Начав работу бухгалтером, я научился большому уважению к числам и фактам, как бы незначительны они ни были. Когда дело шло о составлении счета, относившегося к какому-нибудь из прошлых проектов, обычно выбирали меня, у которого было прямо до страсти доходящее увлечение деталями, увлечение, которое впоследствии мне пришлось обуздать.

В холмах Покаитико (штат Нью-Йорк) я провел немало часов досуга, вдали от всех, в старом доме с великолепным видом, долгими часами любуясь поразительной живописностью этих картин чудесного Гудзонова озера, — и как раз в то время, когда каждая минута мне должна была быть дорога. Пустив в ход свое дело, я стал, боюсь сказать, совсем не тем, что называется прилежным дельцом.

Это наименование, «прилежный делец», невольно напоминает мне одного моего друга из Кливленда, очень трудолюбивого человека. Я часто говорил ему — причем, разумеется, томил его скукой — о своем коньке: живописном садоводстве, как его называют иные, а я скажу: об искусстве прокладывать дороги, тропинки и т. д.

Этот друг, близкий мне в течение тридцати пяти лет, для дельца, убивавшего свое время на такие пустяки, что он считал детской забавой, не нашел бы в своем лексиконе ничего, кроме порицания.

В один прекрасный весенний день я предложил ему провести послеобеденное время со мною — предложение необыкновенное и непонятное для дельца тех времен — и полюбоваться чудными дорогами в парке моего имения, давно задуманными и почти законченными. Я пошел даже так далеко, что обещал ему истинное наслаждение.

— Не могу, Джон, — отвечал он, — после обеда у меня важное дело.

— Верю, — сказал я, — но это, наверно, не доставит тебе столько удовольствия, как вид тех дорог, с громадными деревьями по сторонам.

— Глупости, Джон, оставь меня, пожалуйста. Я говорю, что жду судна с рудой, а наши заводы давно ее ждут, — тут он потер руки от удовольствия, — за все лесные дороги в мире я не пропущу случая его увидеть.

Он тогда получал по 120–130 долларов за тонну бессемеровской рельсовой стали, и если бы его заводы прогуляли минуту без дела из-за отсутствия руды, он был бы уверен, что прозевал счастье жизни.

Он же часто тупым взором, с напряженными нервами, смотрел поверх воды, ожидая прихода судна с рудой. Однажды его спросил приятель, видит ли он судно.

— Нет, нет еще, — медленно отвечал тот, — но вот-вот будет видно.

В Кливленде в его время торговля рудой привлекала совсем особенное внимание. Мой бывший хозяин, на пятьдесят лет раньше, получал еще 4 доллара за тонну — транспорт руды, а тут представьте себе: человек, в часы досуга занимавшийся прокладкой дорог, он же, после транспортируя руду в больших судах по 80 центов тонна, наживает с этого целое состояние!

Но теперь хочу сказать несколько слов об архитектуре пейзажей, занятии, которому я посвящал добрую половину часов досуга.

Как и мой вышеупомянутый старый друг, так, полагаю, и многие другие поразятся моим притязанием считаться любителем-зодчим пейзажей, хотя и в очень скромных размерах. Полагаю, что кто-нибудь слыхал, как моя семья пригласила мне известную знаменитость в этой области искусства, чтобы быть уверенной, что своим дилетантством «я не разорю имения». Задача, которую я себе поставил когда-то, была такова: где лучше всего поставить в Покантико-Гил-лях новый дом, который я собираюсь строить? Для точного решения я предпринял точное ознакомление с каждым футом поверхности земли; деревья стали старыми друзьями, с видами каждого клочка земли я был отлично знаком. Все это я изучил в совершенстве.

Когда наша знаменитость-архитектор предложил свой проект и планы и обозначил направление линий столбиками, я попросил у него разрешения предложить свой проект.

За несколько дней я его разработал, и притом выполнил так, что дорожки при скрещивании открывали наилучшие виды с вершин холмов, расширявших горизонт, а на заднем плане виднелся речной пейзаж, с холмами, облаками и широко раскинувшейся долиной, венцом всего моего создания. Таким образом, я отметил направление дорожек и, наконец, положение дома своими столбиками.

— Посмотрите, пожалуйста, — сказал я наконец, — и решите сами, какой план из двух лучше.

То было мгновение торжества, когда сам «авторитет» признал мой проект лучшим в отношении видов и одобрил место, выбранное мной для дома.

Сколько миль дорог провел я в то время собственноручно, даже приблизительно не смогу сказать, но работал довольно основательно и за планированием дорог задерживался иной раз так поздно, что уже темнота мешала дальнейшей работе, не было видно даже отметочных столбиков и флажков. Известная доля суетности имеется в этих долгих рассказах о прокладывании дорог, но что же? Ведь это, может быть, единственный противовес, уравновешивающий хотя бы отчасти все рассказы о делах, которым отведено так много страниц в моих мемуарах.

Мой метод вести свои дела был так отличен от методов купцов моего времени, что оставлял мне намного больше свободного времени. Даже когда центральное отделение компании было переведено в Нью-Йорк, я все-таки имел возможность провести большую часть лета на даче в Кливленде, обыкновение, которое я не оставил и теперь. Обычно я приезжал в Нью-Йорк только тогда, когда мое личное присутствие безусловно требовалось, но оставался на постоянной связи с делами при помощи нашего собственного телеграфа. Так я выигрывал время на занятия другими, интересными мне, делами: на прокладывание дорог, посадку и рассадку деревьев, закладывание парков и насаждение лесов и т. д., и т. п.