Парни и секс. Молодые люди о любви, беспорядочных связях и современной мужественности - Пегги Оренстейн

Матео пришел в бешенство, но подруге ничего не сказал. А зачем? Такие комментарии стали нормой. «Все натуралы так говорят. От них никогда не услышишь: “Чувак, она была в восторге!” Ни за что. Всегда только: “Братан! Я ее отжарил!”».

Сначала я не могла объяснить, почему парни используют такие жесткие слова по отношению к сексу. Кто станет гордиться тем, что он плохой любовник? Если бы в подобных ситуациях они действительно говорили о сексе, то упоминали бы удовольствие, взаимопонимание, мастерство и не стали бы превращать секс в оружие, направленное против женщин. Но весь смысл «издевок в раздевалке» как раз в том, что они не касаются самого секса, и, как мне кажется, именно поэтому ребята стеснялись обсуждать со мной эту тему даже больше, чем другие, не менее откровенные вопросы. На самом деле эти истории (часто явно преувеличенные) говорят о власти, о силе, когда маскулинность демонстрируется через подчинение мужчине женского тела. А для этого нужно (или, лучше сказать, необходимо) забыть о том, что девушки — тоже живые люди. При девушках подростки говорят «замутить» (и это уже объективация — если хотите вызвать у них шок, скажите «заниматься любовью»), но, когда парни общаются между собой, вообще сложно понять, о чем идет речь, — об интимных отношениях или о работе на стройке. Они «вбивают, долбят, натягивают, молотят, засаживают, заваливают». Они «вставляют», они «шлепают по заду», они «рвут на части», они «жарят». Правда не так важна, как позерство: символическая агрессия к женщинам как способ закрепить свое положение в мужской компании и доказать свою гетеросексуальность. Называя это «издевками в раздевалке», чем-то незначительным, ерундовым, они не замечают, как слова ожесточают сердце и лишают способности видеть в девочках людей, достойных уважения и почтения. И когда парни поступают в колледж, спортсмены в три раза чаще, чем другие студенты, совершают сексуальные правонарушения и насилие по отношению к своему интимному партнеру. Это вынуждает взглянуть на подобное бахвальство в другом свете[29].

Не знаю, насколько молодые люди, относящиеся к элите, с которыми Матео и Коул ходили в школу, — то есть те, кто уже твердо встал на путь к власти, — больше склонны объективировать женщин. За три месяца в 2016 году, к примеру, сексуальные скандалы потрясли спортивные сообщества трех лучших колледжей страны. В октябре появились новости о «традиции» членов Гарвардской футбольной команды оценивать новых девушек женской команды по их сексуальности. «Да уж… Эта точно хочет мужика», — написал один парень о своей однокурснице. Другую девушку назвали «самой горячей, но самой венерической». Месяц спустя на веб-сайте кампуса Колумбийского университета появились расистские, сексистские и гомофобные скриншоты из чата команды по реслингу. Они называли своих однокурсниц «уродинами и недоделанными сучками», «воображающими, что у них есть права» (видимо, плохо понимая, что это вообще значит). Они утверждали, что «наведут порядок в любом государственном вузе», где «девчонки толком не видели настоящего мужика». (Кстати, ребята из элитных частных колледжей, с которыми я беседовала, постоянно унижали студенток государственных вузов, так как вопреки всему считали, что их исключительные академические результаты и социально-экономический статус не только защищают от наказания за сексуальные домогательства и насилие, но и снимают всякую вину.) В декабре оказалось, что члены команды по бегу Университета Амхерст пересылали друг другу электронное письмо с фотографиями и вымышленными историями о сексуальных похождениях и пристрастиях восьми девушек, которых прозвали «подружками бегунов Амхерста». Одну девушку назвали «ходячей венерической заразой», а про другую писали: «Она так и напрашивается, чтобы ее отодрали». Это электронное письмо оказалось не единственным, подобные рассылки ходили уже минимум два года, и среди них встречались комментарии вроде «У азиаток правда горизонтальная вагина?» и «Знаете девчонок в вашей школе, малопривлекательных и неинтересных, с которыми никто не общается? Представьте целый колледж таких особ, и вы получите наше чудесное заведение». Весной 2019 года два братства в Суортмор-колледже — одном из самых прогрессивных в стране кампусов — были «добровольно» распущены после того, как студенческая газета опубликовала сотни страниц их «заседаний». На этих сборищах, помимо прочего, обсуждались «чердак для изнасилований», использование снотворного «Рогипнол» и надругательство над десятилетней сестрой одного из членов братства. Там отпускали расистские комментарии по поводу сексуальных актов с афроамериканками и азиатками, говорили о рвоте на женщин во время секса и восхищались одним из участников братства, который делал «кремовый пирог» без согласия партнерш (на сленге это значит, что он не пользовался презервативом и эякулировал в женщин, независимо от их мнения)[30].

Омерзительно? Да. Необычно? Не совсем. Я живу в Бэй-Эриа, бастионе либерализма, где в 2012 году учащихся старшей школы зажиточного города Пидмонта поймали за участие в так называемой «Лиге шлюшек», где одноклассницы «ходили по рукам» и мальчики получали очки за «документальное подтверждение сексуальных действий» (этому «хобби» они предавались не меньше пяти лет, прежде чем его раскрыли, и с тех пор предпринимали несколько неудачных попыток его возродить). В 2016 году старшеклассники нескольких школ Кремниевой долины выставили в общем доступе на Dropbox фотографии голых одноклассниц без их согласия. И даже в моем ультралевом городе Беркли две не связанные между собой группы старшеклассников — одна в 2014 году, другая в 2017 году — вывесили фотографии своих подруг (или девушек, которые считали себя их подругами) в социальных сетях, подробно описав, какие сексуальные действия готовы выполнить эти девушки. Третья группа, которую так и не раскрыли, завела аккаунт в Instagram под названием «ШЛЮШКИ старшей школы Беркли», где были опубликованы фотографии небелых девушек, причем некоторые снимки были сделаны тайком в школьных коридорах. Там тоже описывались сексуальные акты, которые эти девушки якобы совершали или готовы совершить.

Пойманные за руку мальчики обычно оправдываются тем, что просто «пошутили». Это же весело, правда? И в каком-то смысле их можно понять: что еще остается, если тебя с детства учат сдерживать эмоции, подавлять эмпатию и считать жестокость, высмеивание и унизительные сексуальные комментарии в адрес женщин некой формой общения между собой? Если не анализировать подобное «остроумие», оно даже может казаться продолжением детского «туалетного юмора»: маленькие мальчики обожают шутки про пуканье, сопли, испражнение и рыгание. Так они проверяют границы, изучают человеческое тело, повышают свой статус в глазах других ребят. Но, как и в спорте, подобные развлечения могут поощрять и прикрывать собой сексизм. Мальчик, который в десять лет спрашивает у своих друзей, какая разница между мертвым младенцем и мячом для боулинга, возможно, в шестнадцать лет будет точно так же хохотать над тем, что общего у женщины и мяча для боулинга (если вдруг хотите знать, о чем речь, посмотрите в Google). Возможно, он будет публиковать в групповом Snapchat «шутки» про женщин, про афроамериканок, про гомосексуалистов или инвалидов, и с каждым разом эти комментарии будут жестче и неприличнее. Возможно, он будет отправлять «смешные» текстовые сообщения своим друзьям о «девушках, которых нужно изнасиловать», или сочтет уморительным поделиться с приятелем мемом, в котором женщине суют в рот пенис и тушь течет у нее по лицу, смешиваясь со слезами. Возможно, в восемнадцать лет он напишет имена своих подружек на стене своего общежития, приняв участие в соревновании — «кто натянет больше девчонок». Всем этим занимались очень приятные, умные и вежливые мальчики, с которыми я беседовала. Почему такое происходит? Пятнадцатилетний парень из Нью-Йорка входил в группу школьников, отстраненных от занятий за публикацию более сотни расистских и сексистских комментариев о своих одноклассницах на Finsta (вторичном или «фейковом» аккаунте Instagram, который зачастую оказывается более правдивым, чем Rinsta, «настоящий» аккаунт, где действует жесткий контроль). Вот что он сказал: «Finsta сплотил нас, мы чувствовали настоящий азарт. Хочется рассмешить своих друзей, но, когда не видишь их лиц, ты не знаешь, какой будет их реакция, поэтому позволяешь себе больше, чем следует. Перегибаешь палку. Азарт нарастал, а общения не было — вот почему со временем шутки становились все жестче и жестче».