Большая четверка - Агата Кристи

– Что вы думаете на самом деле, Пуаро? Здесь есть что-то,чего не видно с первого взгляда?

– Это отличный вопрос, друг мой. Уэлли в своем письмесовершенно недвусмысленно сообщил, что Большая Четверка идет по его следу, амы, вы и я, знаем, что Большая Четверка – это не бука, которой пугают детишек.Вроде бы все обстоятельства говорят за то, что этот человек, Грант,действительно совершил преступление. Но зачем он это сделал? Неужели радималеньких нефритовых фигурок? Или же он – агент Большой Четверки? На мойвзгляд, последнее предположение выглядит более обоснованно. Как бы ни былидороги статуэтки, человек такого типа едва ли может это понимать по-настоящему– и в любом случае он не станет из-за них совершать убийство (хотя эта мысльошеломила бы инспектора). Нет, такой человек просто украл бы фигурки, вместотого чтобы так жестоко и бессмысленно убивать хозяина. Да-да… Боюсь, нашдевонширский друг не использует свои маленькие серые клеточки. Он измерилотпечатки ботинок, но не потрудился привести все свои идеи в надлежащийпорядок, используя правильный метод.

Инспектор достал из кармана ключ и отпер дверь «Гранитногобунгало». День стоял сухой и теплый, так что наши ноги едва ли могли оставитькакие-то следы; тем не менее мы тщательно вытерли их, прежде чем войти в дом.

Из полутьмы выступила женщина и заговорила с инспектором, онповернулся к ней, а нам бросил через плечо:

– Вы пока осмотритесь тут, мсье Пуаро, вдруг увидите что-тоинтересное. Я приду минут через десять. Кстати, вот это – ботинок Гранта. Япринес его специально для вас, чтобы можно было все проверить на месте.

Мы прошли в гостиную, а звук шагов инспектора затих в другойстороне. Вниманием Инглза мгновенно завладели китайские безделушки, стоявшие вуглу на столе, и он направился к ним, чтобы рассмотреть как следует. Он,похоже, ничуть не интересовался действиями Пуаро. Я же, напротив, следил засвоим другом затаив дыхание. Пол гостиной был покрыт темно-зеленым линолеумом,идеальным для любых отпечатков. Дверь в дальнем конце гостиной вела в маленькуюкухню, а уже из кухни можно было пройти в буфетную (и к черному ходу), а такжек маленькой спальне, которую занимал Роберт Грант. Пуаро, исследуя пол,непрерывно бормотал себе под нос нечто вроде комментариев:

– Так, вот здесь лежало тело; это большое темное пятно ибрызги вокруг хорошо отмечают место… Следы ковровых тапочек и ботинок девятогоразмера, как видите, но все перепутано. Затем две линии следов, ведущих к кухнеи от нее; кем бы ни был убийца, он вошел с той стороны. Башмак у вас, Гастингс?Дайте-ка его мне… – Он тщательно сравнил ботинок со следами. – Да, этооставлено именно Робертом Грантом. Он вошел с кухни, убил старика и снова вышелв кухню. Он наступил на кровавое пятно: видите пятна, которые он оставил, когдавыходил? В кухне, конечно, ничего не видно – туда уже успела заглянуть всядеревня. Он пошел в свою комнату… нет, сначала он еще раз вернулся на местопреступления… Неужели затем, чтобы взять те маленькие нефритовые фигурки? Илион забыл что-то такое, что могло его выдать?

– Возможно, он убил старика, когда вошел во второй раз? –предположил я.

– Mais non,[7] вы не желаете наблюдать! Один из следов,помеченных кровью и ведущих наружу, перекрыт следом, ведущим внутрь, вгостиную. Хотел бы я знать, зачем он вернулся… только после подумал онефритовых статуэтках? Это все ужасно глупо… по-дурацки.

– Ну, он мог просто растеряться.

– N’est-ce pas?[8] Говорю же вам, Гастингс, все этопротиворечит рассудку. Это бросает вызов моим маленьким серым клеточкам.Давайте-ка заглянем в его спальню… ах, точно; здесь пятно крови на дверномкосяке и тоже следы ног… кровавые следы. Следы Роберта Гранта, и только его –возле тела… Роберт Грант – единственный человек, который проходил мимо дома…Да, должно быть так.

– А как насчет той пожилой женщины? – вдруг сказал я. – Онабыла одна в доме после того, как Грант отправился за молоком. Она могла убитьхозяина, а потом уйти. Ее ноги не оставили следов, если она до того не выходилана улицу.

– Отлично, Гастингс. Я рад, что эта идея посетила вас. Я какраз думал над этим и рассматривал такую возможность. Бетси Андрес – местнаяженщина, ее хорошо знают в округе. Она не может быть связана с БольшойЧетверкой; и, кроме того, старик Уэлли был крепким парнем, как ни посмотри. Этодело рук мужчины… да, мужчины, а не женщины.

– Ну, я полагаю, вряд ли у Большой Четверки оказалось подрукой какое-то дьявольское приспособление, встроенное в потолок этой гостиной…ну, что-то такое, что автоматически спустилось и перерезало старику горло, апотом снова исчезло.

– Вроде лестницы Иакова? Я знаю, Гастингс, что у васчрезвычайно богатое воображение… но я умоляю вас держать его в рамках.

Я стушевался, немало смущенный. Пуаро продолжал бродитьтуда-сюда, заглядывая в разные комнаты и шкафы, его лицо по-прежнему храниловыражение недовольства и разочарования. Внезапно он как-то странно по-собачьивзвизгнул на манер шпица. Я бросился к нему. Он стоял в кладовой вдраматической позе. И держал в поднятой руке баранью ногу!

– Дорогой Пуаро! – воскликнул я. – Что случилось? Уж несошли ли вы вдруг с ума?

– Посмотрите на эту баранину, умоляю вас! Но посмотрите нанее внимательно!

Я рассмотрел ее так внимательно, как только мог, но ничегонеобычного в ней не заметил. Она выглядела вполне ординарной бараньей ногой.Именно это я и сказал. Пуаро бросил на меня уничижительный взгляд.

– Но разве вы не видите вот это… и это… и это…

Каждое «это» он иллюстрировал, тыча пальцем в совершеннобезобидные крохотные льдинки на мясе.

Пуаро только что обвинил меня в избытке воображения, нотеперь я почувствовал, что он в своих фантазиях зашел куда дальше, чем я.Неужели он и в самом деле решил, что эти крохотные серебряные льдинки –кристаллы смертельного яда? Ничем другим я не мог объяснить себе его непонятноевозбуждение.

– Это мороженое мясо, – мягко объяснил я. – Импортное, вы жезнаете. Из Новой Зеландии.

Он мгновение-другое таращился на меня, а потом вдругразразился странным хохотом.

– Мой друг Гастингс просто великолепен! Он все знает… нуабсолютно все! Как это говорят… «ничего не пропустит и не упустит»! Это и естьмой друг Гастингс.

Он бросил баранью ногу на большое блюдо, где она и лежалапрежде, и вышел из кладовки. Потом выглянул в окно.