Не вспомню - Джессика Броуди

Но меня вовремя снова слегка тянут за руку. Мир перестает вращаться. Я опять способна разглядеть отдельные лица. Под ногами ощущается твердая почва.

– С вами все хорошо? – спрашивает мистер Рэйюнас.

Я восстанавливаю дыхание и отвечаю:

– Да. Просто немного голова закружилась.

– Пойдемте же! – говорит он. – Нужно как можно скорее усадить вас в машину.

Теперь я послушно следую за ним, вперив взгляд в землю. Она быстро мелькает под ногами, которые посылают в мозг сигнал: беги! – но я продолжаю двигаться за своим сопровождающим.

Наконец мы добираемся до длинного черного транспортного средства, стоящего у тротуара, и меня предупреждают, чтобы я не ударилась головой, когда буду в него садиться. Я буквально падаю на сиденье. Дверь захлопывается так громко, что я вздрагиваю.

Хезер и Скотт уже внутри. Чувствуя себя защищенной стеклом окна, я нахожу в себе смелость вновь посмотреть на людскую стену, сквозь которую мы только что прошли. Они все еще выкрикивают мое имя, требуют внимания. Хотя теперь их голоса сливаются в сплошной гул, в котором отдельные слова почти не разобрать, не говоря уж о том, чтобы понять суть вопросов.

Я вижу, как мистер Рэйюнас отчаянно прокладывает себе дорогу обратно к зданию больницы. Мои глаза всматриваются в толпу, изучая составляющие ее лица. Их черты. Выражения глаз. Не напоминают ли чьи-то мои собственные? Кияна утверждает, что никогда прежде не видела таких глаз, как у меня. Фиалкового цвета. Наверняка я унаследовала их от родителей. А значит, существует способ разыскать их. Или узнать, когда они сами придут за мной.

Если они придут.

Я чуть ослабляю хватку пальцев. Ровно настолько, чтобы взглянуть на медальон, зажатый в кулаке.

Кто его подарил?

Кто был настолько для меня дорог?

Если он был на мне, когда я садилась в самолет, значит, он важен для меня. И кто-то еще был тоже важен.

Мы начинаем двигаться. Одни лица в окне исчезают, но их тут же сменяют другие. Но все они в чем-то похожи: их взгляды устремлены на меня.

Мы поворачиваем за угол, когда я вдруг вижу его лицо.

Лицо юноши, приходившего ко мне в палату. Те же густые волосы. Те же пристальные глаза кленового оттенка. А стоит нашим взглядам встретиться, как на его губах появляется та же чуть кривая улыбка.

Это снова галлюцинации?

Или же происходит на самом деле?

У меня появляется странное жжение где-то между глазами. И с каждой секундой оно усиливается. Как будто луч лазера направили в одну точку над переносицей. Я морщусь и прикасаюсь пальцем к коже. На ощупь она совершенно нормальная. Даже прохладная.

Но чем дольше я смотрю на юношу, тем жарче пылает огонь на моем лбу. Как пожар. Как лихорадка. Но только это не причиняет боли. Это…

Успокаивает.

Почти умиротворяет.

Как будто шестнадцать лет забытой жизни больше не имеют значения. Ничто больше не имеет значения.

Я искоса бросаю взгляд на ручку двери. Осторожно кладу пальцы на ее хромированную поверхность. Но в этот момент у меня в голове снова раздаются слова Кияны: «желающие попасть в «ящик»… «самозванцы»… «жаждущие привлечь к себе внимание»… И лихорадка, охватившая меня, сразу исчезает.

Он тоже никто, говорю я себе.

Его улыбка не несет никакого смысла.

И моя рука снова опускается на колено. Не без усилия, но мне удается отвести от юноши взгляд. А как только зрительный контакт обрывается, пропадает и жар. Все приходит в норму.

Я с силой сжимаю медальон в кулаке. С такой яростью, что металл впивается в кожу ладони.

Мы двигаемся дальше. Люди продолжают мелькать перед глазами, но по мере того как мы набираем скорость, их становится все меньше и меньше, а потом они совсем пропадают из вида.

Карлсоны рассказывают мне, что живут в доме, который был частью ранчо, когда его построили в начале 1900-х годов. По их словам, поселок Уэллс Грик когда-то полностью принадлежал фермерам, но за последние пятьдесят лет туда переселились многие жители больших городов, которым захотелось тишины и покоя.

Мне сообщают, что мы доедем до места за три часа. Карлсоны путешествуют вместе со мной на заднем сиденье, а некто по имени Лэнс управляет транспортным средством, которое Хезер называет то автомобилем, то машиной.

Мне нравится, как мы едем. Дорога в основном гладкая, хотя попадаются и ямки, которые, как считает Скотт, являются следствием неправильного распределения бюджета штата Калифорния. Я киваю, словно мне понятно, о чем речь, хотя не соображаю в этом ровным счетом ничего.

Внутри тоже очень приятно. Пальцами я ощупываю черную кожу сиденья, мягкую и шелковистую. И одним нажатием кнопок можно много чего сделать, как и в больничной палате. Я интересуюсь у Хезер и Скотта, им ли принадлежит автомобиль, что почему-то вызывает у них смех.

– Хотел бы я иметь такой же! – отвечает Скотт. – Но нет, лимузин прислала авиакомпания. Вероятно, они посчитали, что могут сделать для вас хотя бы это. Словом, отделаться по дешевке.

– Почему вы так говорите? – спрашиваю я.

Он проводит ладонями по брюкам на коленях.

– Дело в том, что, как считают многие, они допустили преступную халатность. Взять хотя бы тот факт, что вы даже не значились в списке пассажиров. Хотя, если честно, это скорее всего произошло из-за сбоя в компьютере. Такое часто случается.

– Скотт работает с компьютерами, – поясняет Хезер, чуть касаясь пальцами бедра мужа.

– А что такое «компьютер»?

Скотт улыбается:

– Как бы это попроще… Короче, это такой аппарат или устройство, которое обрабатывает данные и производит с ними различные операции. В наши дни компьютер можно запрограммировать так, что он выполнит любую команду.

– Неужели?

– Именно так, – отвечает он с гордостью. – Компьютеры в своем развитии начинают быстро превосходить интеллектуальные способности человека.

Его слова кажутся мне странными.

– Значит, вы программируете компьютер так, чтобы он оказался умнее вас самого?

– Ты программируешь его с целью заставить мыслить самостоятельно, а потом он постепенно развивает свои способности и действительно становится умнее тебя. Компьютеры в состоянии воспринимать информацию быстрее и обрабатывать ее гораздо эффективнее, чем человек.

– Но если компьютеры интеллектуально сильнее, – задумчиво спрашиваю я, – почему вы не боитесь, что однажды они уничтожат вас самих?

Хезер и Скотт смеются.

– По вас плачет работа в Голливуде, – замечает Скотт. – Нет, таких опасений не существует. Все устроено несколько иначе. Подобные варианты возможны только в кино. Понимаете, компьютеры могут быть в чем-то умнее людей, но они не ведут себя как люди. Им неведомы такие эмоции, как жадность, зависть или злоба. А только подобные чувства могут породить стремление кого-то уничтожить.