Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя - Кристоф Дюшатле

Деятельность компании продолжалась довольно долго. Она достигла своей кульминации к моменту создания одноименного журнала в 1995 году и начала проведения литературных вечеров в кафе «Маронье».

Рассматриваемые прессой как первый литературный boys-band, члены «Перпандикуляра» охотно заявляют о себе как о банде полных бездельников. Мы свободны, красивы, мы вызываем интерес у публики, и это классно.

В нашей группе я первый, кто поменял свой социальный статус: я — отец, недавно разведенный супруг, к тому же небольшая звезда на литературном поприще. Это — счастливый билет.

В глубине кафе, у стены можно заметить Мишеля Уэльбека, он тоже один из членов-создателей журнала «Ревю Перпандикулер». Как обычно, у Мишеля хмурый вид, мысли его витают неизвестно где, но он держит ухо востро. По прошествии нескольких месяцев нам предстоит схлестнуться с ним в литературной полемике. Дело получит широкий резонанс. Не знаю, злится ли он еще на нас за этот период нашей литературной жизни. С тех пор мы с ним не разговаривали. Бывает, отношения никогда не восстанавливаются, сколько бы воды не утекло со времени конфликта. Разрыв — это одна из вех человеческих отношений. Уметь правильно расстаться так же ценно, как уметь вовремя объединиться.

Волнительные воспоминания, которые я храню от этого сотрудничества, непосредственно связаны с историей о преемственности. В начале нашего знакомства Мишель Уэльбек как-то вскользь упомянул о своем сыне и о трудностях, связанных с отцовством. Я тогда счел его рассказ трогательным. В сущности, мы все плывем на одном корабле посреди океана, где дуют разные ветры и один шторм следует за другим. Среди вымышленных персонажей Улисс был нашим самым давним отцом-любимцем. Вернуться в объятия своей жены, увидеть своих детей и надеяться на лучшее, когда кончится мрачный период жизни. Возможно, он кончится довольно скоро. За пару месяцев до нашей ссоры Мишель обедал у нас в гостях. В то время как он расправлялся с куриной ножкой, его вилка соскользнула, и кусочек птицы упал на юбку Клары. На юбке образовалось сальное пятно, ставшее причиной неловкости Мишеля.

Бернар Ламарш-Вадель, в свою очередь, умел приворожить аудиторию. Среди его навязчивых идей была одна идея, которая до сих пор остается необъяснимой: его глубокая ненависть к французскому государству. Мы так и не нашли этому объяснения.

Я вспоминаю об одном визите год спустя: вместе с Николя Б. я отправился в замок Бернара. Наш друг говорил с нами много и доверительно… Это был волнующий день, насыщенный по содержанию и пропитанный ощущением уходящей надежды. Помимо дружеских чувств, которые Бернар выразил при нашей встрече, он принял нас так, словно мы были его сыновьями. Он хотел нам что-то передать. Не знаю что. Но это было. Прогуливаясь по его владениям, мы придумали такую сцену: вернемся к нему через две-три недели с камерой и снимем его как агента по недвижимости, описывающего достоинства своего замка анонимному клиенту, рассказывающего о произведениях искусства, висящих на стенах, о книгах, о своих привычках, то есть о своем взгляде на жизнь.

Когда настал вечер, Бернал захотел, чтобы мы остались переночевать. Он смотрел на нас умоляющим взглядом, когда поезд на Париж приближался к перрону. Мы уехали с чувством сожаления и облегчения одновременно.

Мы ехали молча, неспособные довести до конца сюжет нашего гипотетического фильма. Через полгода мы узнали, что Бернар наложил на себя руки в своем замке.

Рано утром, когда начинает светать, прогуливаясь после выпитого джина с тоником вдоль набережной со стоящими не ней такси, видишь Париж, который завораживает и придает новые силы. Это известная штука, но это происходит каждый раз: едешь от моста Альма до острова Сен-Луи, головой прижавшись к стеклу автомобиля, уходя от действительности. Фасады домов, освещенные огнями реклам, пробуждают ненужные воспоминания, вспыхивают обрывки мыслей, не имеющих никакого значения. Бред. Ассоциации бедных мыслей. Перед глазами еще мелькают сверкающие силуэты танцующих, их ритмические движения. Едва покинув танцплощадку, вспоминаешь, что Париж — это праздник. Если оставить в стороне общеизвестные истины, возможна ли счастливая жизнь?

Суббота, на следующий день после возлияний. Валяюсь на просторном диване-кровати. Новая полоса бездействия на 2,85 квадратных метрах несвежего белья. Его давно уже надо было выстирать, судя по количеству пятен странной формы, природу которых установить невозможно: здесь отметились творожные сырки «птисюис» и представительницы Швейцарии, овощное пюре и ром. Пойди теперь разберись. Внизу, сидя на ковре, Луна что-то строит из пластмассовых игрушек, тут же валяются куклы, кубики, карты таро. Она живет в своем собственном мире, сделанном из шагов на ощупь, впечатлений и сиюминутного настроения. Об этом никому никогда не будет известно, ни ее психоаналитику, ни самому современному сканеру.

Лучше всего будет, если я встану с кровати и начну играть с Луной. Боже мой, какое жуткое похмелье. Наконец, дочка подходит ко мне и проводит куклой по моим волосам. Это так сладко, что я выхожу из своего летаргического сна. Но тут же наталкиваюсь на бесконечные настойчивые звонки, которые только усиливают мою головную боль: мало того, что мне приходится сидеть за компьютером и марать страницы ее романа, так Изабель тренирует свои пальцы, набирая мой номер телефона каждые десять минут. Она оставляет странные послания на автоответчике и безумные мольбы о помощи. Обложили со всех сторон. Заберу ее денежки и исчезну. И все будет закончено. И не будем больше об этом говорить.

Воскресенье, вечер. Ужин в ресторане с Абделем Иллахом Салхи. Заказываем себе пиццу, огромную, больше тарелки, слегка непропеченную по краю. Я встретил Абделя во время литературного вечера в кафе «Маронье». Он показал мне свои сочинения, и мы стали друзьями в считанные минуты. Абдель написал сборник рассказов под названием «Убить в себе араба». В результате он нажил себе немало врагов в Марокко, своей родной стране. И естественно, как истинный кочевник в поисках новых приключений, он присоединился к группе безродных мятежников, скачущих на лошадях в перерыве между удовольствиями и возлияниями. Обожающий американскую литературу, он, в частности, перевел Ричарда Бротигана и Чарльза Буковски на арабский язык. Он также любит остроумные, модные у молодежи остроты философа Жиля Делёза и его знаменитую теорию «ускользающей линии», из которой он выводит правила поведения, чтобы применить их в своей повседневной жизни: как стать другим, занимаясь любовью? Как не утонуть? Это денди, лишенный всякого тщеславия, слишком прозорливый, чтобы верить в положительный результат предпринимаемых усилий. Он пописывает поэмы, придумывает «бомбы», но не те, которые прикрепляют к поясу и прячут под одеждой, а те, что проникают в самую глубину сознания. Как, скажем, это изречение, родившееся после пробуждения от наркотического опьянения, странное и обжигающее, как удар кинжала: «Я сплю с большой ошибкой».

Или вот еще что:

Франция энд Компани.

Мы жаждем твоей любви,