Есть совпадение - Эмма Лорд

Первый плюс настолько очевидный, что даже нет смысла записывать его: я бы не хотела злить родителей. Предполагаю, они пришли бы в бешенство. Верно? Какова бы ни была суть ситуации, все это не просто чрезвычайно странно, но и должно иметь смысл, почему предкам пришлось пойти на крайние меры и скрыть это от меня.

А еще я не в том положении, чтобы расстраивать родителей, которым и так приходится постоянно возить меня к репетиторам, частенько менять разбитые экраны телефонов и через день отвечать на звонки соседей, обеспокоенных тем, что я опять залезла куда-то, куда не следует.

И все же есть нечто, отодвигающее чувство вины на задний план: мысль о союзнике.

О том, с кем смогу поговорить о вещах, которыми не могу поделиться с родителями или даже с Конни, чем-то вроде БНИ. Или о том, как меня сводят с ума бесконечный контроль моих оценок, что в общем-то только усугубляет ситуацию. Или что я понятия не имею, как мне вписываться в этот мир после окончания средней школы, если для меня в нем вообще есть подходящее место.

О том, кто мог бы стать для меня таким человеком, каким был Поппи, кто понимал бы меня настолько, что я бы не испытывала ни тени смущения, рассказывая неловкие истории или делясь своими фотографиями. Я родилась в семье нервных людей, у которых все должно идти по плану, но он был для меня родственной душой – любил классные приключения, обладал таким же импульсивным характером, а еще попадал в неловкие истории, которые ничуть не уступали моим. Я могла рассказать ему всю правду о себе – хорошую, плохую, мерзкую, что-то вроде: «Уверена, что выбросила свой ретейнер, и он теперь где-то среди шестидесяти мешков мусора за школьным спортзалом», – и при этом никогда не испытывала ощущения, что могу его разочаровать.

Вот он – тот самый Конни. Возможность найти человека, который поймет меня, как никто другой. Если я не сделаю этого, у меня никогда не будет другого шанса.

– Эй, Эбби? У меня есть несколько замечаний! – зовет папа.

Я зажмуриваюсь.

– Мне нужно идти. Но… никому не говори об этом, хорошо?

– Конечно, не скажу.

Прежде чем успеваю повесить трубку, Конни спрашивает:

– Подожди, даже Лео?

– Я расскажу ему, просто хочу…

Закричать в подушку? Ворваться в спальню родителей и заявить: «Я ЗНАЮ ПРАВДУ!» – словно в эпизоде нелепого комикса с текстовым пузырем над головой? Убежать, присоединиться к цирку и никогда больше не думать ни о чем?

– Поняла. Удачи. – Возникает небольшая пауза. – И еще, странно ли будет, если я на нее подпишусь?

– Конни!

– Что? Она – идеал. Как ей удается делать эти безумные позы йоги со стойкой на руках. И я просто без ума от Руфуса.

– Кого?

– Ее пса.

– Все, пока.

Я вешаю трубку и делаю вдох, который в общем-то вовсе и не вдох, а принятие решения. Того, которое я, несмотря на все «за» и «против», буду не в силах отменить.

Я открываю приложение и печатаю ответ: «Ты завтра свободна?»

Я так хорошо знаю дорогу от моего дома до Грин-Лейк, что представляю больше не маршрутную карту, а карту собственной жизни. В детстве я каждую субботу просыпалась на рассвете и ждала, ждала, ждала, ждала, ждала, когда же Поппи заедет за мной и отвезет в «Бин-Велл», маленькую кофейню, которую он открыл вместе с бабулей, умершей еще до моего рождения. Мои родители проводили выходные, зарываясь в учебники по юриспруденции, а я ела булочки с шоколадной крошкой, раскрашивала бесчисленные рисунки драконов и единорогов и возилась с кнопками старой камеры «Никон», которую давал мне Поппи.

Папа подъезжает к «Бин-Велл» и с сожалением вздыхает.

– Не хочешь заскочить?

Хочу. Я скучаю по Марианне, менеджеру, которая взяла на себя управление заведением после смерти Поппи в прошлом году. Я скучаю по сахарной корочке на верхушке булочек, по постоянным гостям, вечно удивляющимся, что я «уже такая взрослая», а еще по собаке миссис Лири, которая обожает это место и даже иногда сама забредает сюда, чтобы выпросить бесплатные собачьи вкусняшки.

Я скучаю по тому, как это место было неотъемлемой частью моей жизни, но теперь это не так. Марианна уходит на пенсию, и родители продают заведение, а вместе с ним и то, что составляло большую часть моего детства.

Я отвожу взгляд от светящейся над дверью вывески «Бин-Велл», чтобы посмотреть на баристу Элли с ее прической в стиле Ктошки Синди Лу[13]. Она смеется над чьей-то шуткой у кассы.

– Может, позже, – отвечаю я. – Я слышала, что в парке заметили белоголового орла, и подумала, вдруг мне удастся заснять его на камеру.

Ложь, опутанная ложью, которая только что прыгнула с обрыва в пучину другой лжи, но не настолько явная, чтобы вызвать подозрения у папы.

Дело в том, что Грин-Лейк находится почти на полпути между Шорлайном и Мединой – мы с Саванной выяснили это во время нашей короткой переписки вчера вечером, когда запланировали встречу здесь.

– Звучит круто, доченька. Я напишу, когда закончу дела с риелтором.

Я выхожу из машины, и меня окружает июньский влажный воздух, от чего мои кудрявые волосы начинают пушиться, словно внезапно ожили. Я начинаю приглаживать их, но останавливаю себя. Если Саванна действительно моя сестра, нет причин стараться произвести на нее впечатление. Мы сделаны из одного теста, не так ли?

Но это не мешает мне сжевать целую пачку жвачки из-за волнения и трижды сменить носки, будто если я выберу полосатые, удастся сделать эту катастрофически странную историю менее странной.

По спине пробегают мурашки, когда я перехожу улицу, внимательно осматривая парк. Я опоздала на несколько минут, но нельзя же было просить папу поторопиться, потому что мне предстоит свидание с героем моего личного реалити-шоу. Мне кажется, что Савви должна ждать на одной из скамеек, но на них лишь дети с липкими от мороженого пальцами и бегуны, разминающие уставшие мышцы. Я прищуриваюсь, и там, за скамейками, у одного из больших деревьев, растущих вдоль озера, вижу девушку в бледно-розовых тренировочных леггинсах и безупречно белом топе, позирующую с бутылкой воды. Ее волосы собраны в изящный хвост без единой выбившейся пряди.

– Видно этикетку на бутылке? – спрашивает она. – Они заставят нас переделать, если…

– Да, с этикеткой все в порядке, это просто дурацкие тени от листьев, – говорит ее помощница. – Может, если мы…

Мне видна только ее спина, но это без сомнения она. Я колеблюсь, пытаясь придумать вступительную реплику. Только не «эй, можно я буду первой, кто спросит, что это за херня?»

Прежде чем успеваю подойти достаточно близко, самый большой и пушистый лабрадор-ретривер, который когда-либо существовал, летит на меня, набрасываясь, будто я мешок с костями, обтянутый мясом. Я визжу, позволяя повалить меня на траву.