От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. - Виктор Гаврилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
C точки зрения военно-стратегических и геополитических интересов советского государства, заключение договора и протокола к нему было вынужденным, но, как представляется, единственно реалистичным, обдуманным и верным шагом в тех условиях. Да, альтернатива пакту, возможно, и была – например, приложить больше усилий для объединения с западными державами против германской агрессии, хотя особого желания с их стороны не наблюдалось. Но эта альтернатива более выпукло видится сейчас, из нашего времени, а тогда она в силу объективных факторов не показалась советскому руководству возможной к реализации. Да еще и неизвестно, как повернулись бы события в этом случае с учетом того, что Англия и Франция так и не оказали, да, скорее всего, и не хотели оказать реальной помощи Польше, а вместо этого вели «странную войну» на Западе.
В связи с оценкой последствий возможной альтернативы позволим себе вновь обратиться к мнению британского политика У. Черчилля, который считал, что «союз между Англией, Францией и Россией вызвал бы серьезную тревогу у Германии в 1939 году»[585]. Но далее он выражал сомнение по поводу реальной эффективности такого союза в тот конкретный исторический момент, отмечая, что и в этом случае «никто не может доказать, что даже тогда война была бы предотвращена»[586].
В заключение представляется интересным привести оценку пакта иностранцами: современником событий и историками наших дней. Так, 29 августа 1939 года французский военно-воздушный атташе в Москве подполковник Люге направил в Париж секретное заключение по поводу пакта Молотова – Риббентропа. Анализируя цели пакта, он пришел к следующему выводу: «По-видимому, следует считать очевидным, что советское правительство жертвует идеологией во имя реальности… Главное, что превалирует над другими соображениями, – это внутренняя безопасность. Свидетельствами этого являются размах и последовательность, с которыми проповедуется идея мира в СССР, и те жертвы, на которые идут Советы, чтобы укрепить границы государства…»[587].
Английские исследователи Э. Рид и Д. Фишер также полагают, что в условиях военно-политической изоляции СССР в 1939 году у Сталина не было иного выбора. Они пишут, что, не придя к согласию с Англией и Францией и располагая информацией о начале германской агрессии против Польши, Сталин понял, что «все его надежды тщетны» и что «менее чем за неделю до нападения на Польшу не удастся добиться заключения антигитлеровского соглашения с Англией и Францией». «А тем временем Гитлер мог совершенно безнаказанно начать свое наступление на восток – и кто знает, как далеко он зайдет? …Сталин наконец понял, что надо делать… Он принял решение идти на сближение с Германией. Совершенно очевидно, что в тех условиях это был единственный оставшийся у него шанс обеспечить безопасность своей страны»[588].
После мюнхенского сговора, в результате которого Германия аннексировала значительную часть Чехословакии, гитлеровское руководство приступило к дальнейшим захватам. В марте 1939 года Чехословакия была полностью оккупирована германскими войсками и прекратила существование как самостоятельное государство. 22 марта 1939 года Гитлер навязал правительству Литвы договор о передаче Клайпеды (Мемеля) Германии. После этого нацистское руководство вплотную приступило к подготовке решения «польского вопроса».
Германские предложения Польше были изложены в ультимативной форме 21 марта 1939 года Риббентропом польскому послу Липскому. По сути, они содержали требования о передаче Германии вольного города Данцига и строительстве железной и автомобильной дорог из Германии в Восточную Пруссию через Данцигский коридор, которые находились бы под суверенитетом Германии. При положительном ответе Польши Германия была готова на 25 лет гарантировать неприкосновенность ее западной границы.
В телеграмме германскому послу в Варшаве от 23 марта 1939 года Риббентроп указывал, что польскому правительству можно заявить, что международное положение Польши в результате передачи Германии Данцига укрепится, а также что Германия и Польша могут проводить единую восточную политику, так как интересы обеих стран по «защите от большевизма» совпадают[589]. При этом узкому кругу доверенных лиц Гитлера было известно, что германское предложение будет отвергнуто Польшей. Гитлер и Риббентроп были убеждены, что по соображениям внутренней и внешней политики польское правительство не сможет принять германские требования. Только поэтому Германия внесла в свое предложение пункт о гарантии неприкосновенности границ на 25 лет. Германские расчеты оказались правильными. В силу того, что Польша, как и предполагалось, отказалась удовлетворить германские требования, нацистское руководство получило по отношению к ней свободу рук[590].
После этого Германия, сославшись на отказ Польши, 28 апреля 1939 года аннулировала германо-польскую декларацию 1934 года о дружбе и ненападении. В тот же день Гитлер выступил в рейхстаге. В своей речи он подверг критике версальскую систему договоров, оправдывал аншлюс Австрии и захват Чехословакии, а также заявил, что Мюнхенское соглашение не решило всех вопросов, связанных с перекройкой европейских границ. Фюрер пошел на обострение отношений с Великобританией и объявил о денонсации англо-германского морского соглашения 1935 года, заявив в то же время о желании установить дружественные отношения с ней при условии, если с английской стороны будет проявлено «известное понимание» интересов Германии.
Подобные действия оказались полной неожиданностью для Лондона, который длительное время даже никак не реагировал на них. Только 27 июня английский посол в Германии Гендерсон вручил статс-секретарю министерства иностранных дел Германии Вайцзеккеру меморандум в связи с денонсацией Германией морского соглашения. В своем меморандуме английское правительство указало, что оно не может признать оправданным и правомерным этот акт. В то же время английское правительство высказало пожелание начать переговоры о заключении между Германией и Англией нового морского соглашения. Однако руководство рейха уже вовсю планировало решение «польского вопроса» военным путем.