Южный ветер - Норман Дуглас

— Парадокс, мистер Кит, не следует считать разумным, только потому, что он прост… — но мистер Кит, не дав ему закончить, спокойно продолжал:

— Довольно общих рассуждений. Итак, мисс Уилберфорс — это достигшая определённого возраста леди, обладающая самостоятельным, достаточным для приличного существования доходом. Она не младенец, чтобы её защищать от неё самой или кого-то ещё, в её года человек уже имеет право не отвечать за свои поступки. Подобно немалому числу разумных людей, она живёт в этой стране. Разумеется, жизнь здесь имеет свои неудобства, среди которых попадаются весьма серьёзные. Но эти неудобства уравновешиваются совершенно определёнными удобствами. Коротко говоря, то, что годится в одной стране, не всегда годится в другой. Тем не менее вы предлагаете обойтись с ней так, будто она живёт в Англии. Это представляется мне несколько неразумным.

— Мистер ван Коппен обещал нам…

— Мистер ван Коппен может делать со своими деньгами всё, что ему угодно. Не понимаю, однако, с какой стати я должен стать для моего доброго друга опорой в том, что представляется мне дурацким поступком. Для этого я слишком хорошо к нему отношусь. У нас с мистером ван Коппеном много общего и среди прочего то, что ни он, ни я не являемся по происхождению аристократами. Подозреваю, что именно это и дало вам основания рассчитывать на моё участие в вашей подписке. Вы надеялись, что будучи человеком низкого рождения и имея кое-какие средства, я последую некоему раболепному инстинкту и попробую потягаться с ван Коппеном в неуместной щедрости. Между тем я вовсе не сноб. Социальные мои воззрения таковы, что мне в высшей степени наплевать на кого бы то ни было. С другой стороны, моё происхождение до некоторой степени внушило мне чувство, которое доктор Сэмюэль Джонсон{140} называет уважением к тем, кто его превосходит. Мне нравятся представители высших слоёв общества, особенно когда их поведение отвечает старинным традициям этих слоёв. Вот почему мне нравится и мисс Уилберфорс. Если то, что о ней рассказывают, правда, она ведёт себя со всем бесстыдством прирождённой леди. Прирождённые леди встречаются не так часто, чтобы держать их запертыми в частных лечебницах. Вообще любая насильственная изоляция постыдна. Любое даже самое мелкое насекомое, трезвое или пьяное, наслаждается свободой, и если бы вы, господа, не были филантропами, я попытался бы вам объяснить, сколь неблаговидным может показаться ваше предложение, какое чувство унижения должна испытывать отважная женщина, будучи помещённой под замок и отданной в руки бессердечной служительницы. И ради чего? Нет, только турецкий ревень…

— Боюсь, мистер Кит, что мы пришли к вам в неподходящее время.

— Весьма возможно. Но я не задержу вас надолго — вы ведь, наверное, сгораете от желания побывать на похоронах! Собственно, я вообще не стал бы отнимать у вас время, если бы не чувствовал, что вы ожидаете от меня каких-то объяснений. О чём мы говорили?

— О турецком ревене.

— Ах, да! Я пытался проявить непредубеждённость, что, кстати говоря, обыкновенно приводит к ошибкам. Сейчас мне представляется, что я преувеличил его достоинства. Поскольку многое, разумеется, можно сказать и против применения подобных медикаментов. Собственно, если как следует вдуматься, многое можно сказать и в пользу запора. Запор является причиной нашей английской жёлчности, а эта жёлчность, если ей правильно распорядиться, имеет свои плюсы. Она порождает определённую энергическую нетерпимость разума. Я думаю, что наша нация в значительной мере обязана своими успехами именно этой её черте. Будь я историком, я бы не отказал себе в удовольствии доказать, что мы обязаны прижимистости нашего телесного устройства не только Великой Хартией{141}, но и существованием нашей Британской империи — с Канадой, Австралией и всем остальным. Однако то, что приличествует нации, не приличествует человеку. Сокрушить в приступе хронического разлития желчи сопротивление какой-нибудь Бенгалии и присоединить её земли к Британской империи, быть может, и является с национальной точки зрения деянием добродетельным. Но сокрушить в каком бы то ни было приступе сопротивление ближайшего нашего соседа мистера Ричардсона и присоединить содержимое его кошелька к содержимому нашего представляется с личной точки зрения делом порочным. Нет! Я не могу отыскать в избытке желчи ничего полезного для отдельной личности. Взгляд человека, страдающего от разлития желчи, безусловно отличается некоторой напряжённостью, но напряжённостью извращённой и ограниченной, а на великодушные порывы такой человек не способен. Мутный, встревоженный взгляд! Он сужает горизонты вместо того, чтобы их расширять. Положить живот свой за ближнего — какая чудесная старинная фраза. Но не следует забывать, что этот самый живот следует регулярно прочищать. Оглядываясь вокруг, я нахожу в ближних чрезвычайно мало доброй воли. Возьмём ту же мисс Уилберфорс. Всё, что ей требуется, это сострадание — участливые слова, участливое обращение со стороны каждого из нас. Вместо этого, каждый из нас готов бросить в неё камень. Что до меня, то я отнюдь не пытаюсь обойти её стороной; я не стыжусь якшаться с грешниками, если они таковыми являются; я предпочёл бы, будь то в моей власти, сделать её свободной и счастливой, а не запирать в такое место, где ей только и останется, что предаваться угрызениям совести. Здоровый человек естественным образом питает расположение к ближнему — не из принципа и не по причине какого-нибудь божественного наития — но оттого, что органы его тела функционируют, как им положено. Его суждения не замутнены вызванным несварением мрачным расположением духа. Он понимает, что законы природы, какими бы грубыми они нам ни казались, никогда не превосходят своей грубостью наши любительские попытки их обмануть. Современная филантропия как раз и представляет собой такую попытку. Она является следствием дурацкой чувствительности. С расовой точки зрения ваша филантропия есть замаскированная форма животной жестокости.

— Мистер Кит!

— Все сентиментальные люди преступники.

Эта не лезущая ни в какие ворота галиматья начинала действовать членам депутации на нервы. Впрочем, имелась в ней и хорошая сторона. Если поначалу они опасались потратить время мистера Кита, то теперь начали понимать, что это он тратит их время.

— Говоря только от своего имени, мистер Кит, должен сказать, что своим многословием вы лишь ослабляете вашу позицию и что эти ваши рассуждения оскорбительны для огромного числа мужчин и женщин, жертвующих своим временем и деньгами, а зачастую и жизнями ради того, чтобы уменьшить страдания других людей. Но это, как бы там ни было, рассуждения общие. Мы же пришли к вам по конкретному делу и к тому же неотложному. Мы хотим избавить остров от вопиющего публичного скандала. Привычки мисс Уилберфорс, как я по-моему уже указывал, шокируют приличных людей. Надеюсь, этого вы отрицать не станете?

— Да, я помню, вы произносили какие-то слова в этом роде. Мне они показались весьма примечательными, поскольку я со своей стороны до сей поры так и не встретил ни мужчины, ни женщины, ни даже ребёнка, которому удалось бы меня шокировать. Существуют люди, по любому поводу приходящие в ужас, это их основное занятие. Я отношусь к ним с глубочайшим подозрением. Приходить в ужас — это прерогатива парвеню. Если мне и случалось когда-либо покраснеть, то причиной тому было не скверное поведение какого-то человека, а скверный характер его мышления. Я же всякий раз, как становлюсь свидетелем так называемого скандала, благодарю Бога за возможность увидеть нечто новое и получить новые знания, которые пойдут мне на пользу.