Живой Журнал. Публикации 2009 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Извините, если кого обидел.
04 февраля 2009
История про Гданциг
Жил я как-то в городе, что мои друзья назвали Гданциг. И действительно — ступи в подворотню, и никой не Гданьск, а чистый Данциг окружает тебя. У меня этот город ассоциировался с двумя вещами — какой-то башней с лебёдкой на берегу, что можно было склеить из картона, поставляемого польским журналом "Малый Моделяж" и фильма "Жестяной барабан". Гюнтера Грасса в Данциге не любили, хотя он тогда и не думал очищать луковицу. Между тем "Жестяной барабан" Шлёндорфа действительно оставался одним из самых моих любимых фильмов, несмотря на то, что я однажды по ошибке сводил на него одну девочку и её тошнило от сцены ловли угрей.
А бывший главный архитектор Гданьска рассказывал мне, как он сам доставал из залива опухшие трупы немцев, и из них лезли угри — точь-в-точь, как в этой сцене из фильма Шлёндорфа. Угрей, впрочем, невольно ловили на человечину, а на коровью голову как в фильме.
Война неотвратимо привлекала меня — как огромное столпотворение, бывшее, потерявшее актуальный интерес, но звенящее во мне.
Извините, если кого обидел.
05 февраля 2009
История про Константиново
Сейчас обнаружил, что у меня в файле-мешке находится какая-то странная заметка про Константиново: "История про девочку, что сбежала из Института благородных девиц" — что это за девица, совершенно не помню. Зато помню, что потом началось тревожное пение про шушун. Я вообще всегда очень тревожусь, когда ем, а рядом начинают петь. Особенно, когда поют народные ансамбли. особенно, когда про шушун.
Сразу хочется накатить и плакать.
А тут ещё оказались стихи неизвестного мне человека Прокушева "Здесь Россия родила Есенина".
Я заплакал.
Мир вокруг меня сжался, и я закусил зубами куриную кость как удила.
Уронила пояс Богородица
Чтобы он Россию обнимал.
— выводил хор.
Я всегда поражался тому, как массовая культура безошибочно выбирает из Есенина стихи. Как умело и чётко всё сводится к простым формулам россия-природа-водка. Это особое есенинское пение наливай, да пей.
Впрочем, хор продолжал.
Не пойте, не надо стараться,
Ему вы проиграете вновь
Есенин еще может подраться
За верность, надежду и любовь
Я хрюкнул и упал под стол.
Извините, если кого обидел.
06 февраля 2009
История про писательское мероприятие
Всё дело в том, что я, вслед моему кумиру Шкловскому, должен поспать в середине дня хоть немного. А не поспишь — выйдет дрянь какая-нибудь. Проще уж выйти на перекрёсток дорог и зажечь керосиновый серп и молот, а потом трижды произнести "нет-нет-да-нет" и прочитать Декларацию прав человека навыворот.
Так, не выспавшись, сидел я однажды в сельской местности на писательском мероприятии и клевал носом. Для начала там вышел писатель Виктор Потанин из Кургана. Потанин был практически Гришковец, только произведенный на два поколения раньше. Мне всегда был интересен этот речевой феномен "Лего", которое можно собирать бесконечно прямо на трибуне. Пашня все ещё брошена, и зарастает бурьяном. И Садовое кольцо, Садовое кольцо. Да что там вчитаться, хочется крикнуть на весь белый свет… И трижды он был прав. И надо на отогреться… И от себя добавлю… И нежное дыхание этих мальчишек сливается в одно дыхание. И как истинно-сокровенный писатель, он сумел возысить… И давайте же еще раз прочитаем… Перефразируя Мандельштама хочется сказать… "Стоп-стоп, — сонно забормотал я. — А ты не перефразируй, не надо. Не трожь. Положь на место, не замай"…
Впрочем, потом пришёл Аненнский, и зачёл о писателе и киномышлении — именно зачел какую-то свою статью о Гатчинском кинофестивале по вырезке из газеты. Все писатели жутко оживились, и меня разбудили, так что я разбил нос о спинку впередистоящего кресла. Я стыдился поднять глаза на кинокритика, потому что всё время путался в написании его фамилии — впрочем, на сцене уже сидел Паша Басинский и говорил о том, что классика XIX века лучше экранизируются, чем литература XX века.
Однако, как какой-то брахмапутра из тумана, там уже сгустился из влажности писатель Мамлеев и сказал, что великую литературу вызывают не социальные страдания, а онтологические. Впрочем, он тут же свернул на Индию. "России предстоит величайшее духовное будущее, и мы возьмем знамя духовностии у уже выдохшегося Востока".
На этой фразе я заснул бесповоротно, и не проснусь уже никогда. ююю.
Извините, если кого обидел.
06 февраля 2009
История про пузыри
Вспомнил отчего-то, как шёл по длинному мосту мимо оружейных заводов. Рядом текла Упа. Упа, Упа — был тогда счастлив пузырчатым весёлым счастьем. А теперь вот вижу другие слова. Вот слово упырь — хорошее, круглое и упругое, как пузырь в луже, слово, лопающееся на языке.
Извините, если кого обидел.
07 февраля 2009
История про материальную память
Вообще, ужасно интересно, как люди хотят запечатлеть свои перемещения по миру. Нет, когда они сидят дома, они, если возможно, тоже покрывают предметы надписями типа "Харчевня Старого Джо", "У Мо" — и что-то в этом духе. Или потомки радостно приколачивают мраморную доску "Здесь жил и от этого скончался". Но, едва отбежав от дома, человек опять норовит что-то написать на окружающем его мироздании. Пронзённое сердце на дереве в парке, "Киса и Ося были здесь", выстраданное "Хрен вам в грызло, дошли до Берлина!" — всё это естественные проявления человеческой природы. Не уподобляться же, право, собакам.
Мне, правда, больше нравится идея именных скамеек. Та, которую нам пропагандируют в иностранных фильмах, да и в реальной басурманской жизни она мне понравилась. Только там как-то всё без юмора, а я вот нанялся бы сочинять, тьфу, чуть было не сказал "эпитафии".
Ну, типа: "Прохожий, сядь и выпей. О Синдерюшкине ты вспомни, что здесь скамейку учредил и память о себе оставил". Показательна в этом смысле история Онегинской скамейки в Михайловском, где по окрестным кустам Гейченко понаставил кладбищенских обелисков со стихами.
Или… Нет, не так.
Можно представить себе минус-напоминание. "Всего пять баксов, и ваше имя не будет значиться на кафельной плитке в сортире близ Красной площади".
Извините, если кого обидел.
07 февраля 2009
История про универсальный ответ
Нашёл вот в