Пристрастие к смерти - Филлис Дороти Джеймс

— Надеюсь, вы не предполагаете, что его убил разгневанный избиратель? — съязвил Мазгрейв. — Такая версия кажется несколько натянутой.

— Но не невозможной.

— Разгневанные избиратели пишут в местную прессу, аннулируют подписку на партийную печать и угрожают в следующий раз голосовать за социал-демократов. Никак не могу поверить в политическую подоплеку. Черт побери, он ведь вообще ушел в отставку. Оказался вне игры, ни для кого не представлял никакой опасности. После того бреда, который якобы случился с ним в церкви, никто вообще не воспринимал его больше всерьез.

В монолог Мазгрейва вклинился мягкий голос генерала:

— Даже в семье никто не знал, где он будет тем вечером. А уж раз он и родным этого не сказал, было бы странно, если бы сказал кому-то из здешних.

— Откуда вам это известно, генерал? — поинтересовался Дэлглиш.

— Миссис Харрелл звонила на Камден-Хилл-сквер вскоре после половины девятого и говорила с домоправительницей, мисс Мэтлок. То есть ответил сначала какой-то молодой человек, но передал трубку мисс Мэтлок. Уилфред Харрелл был доверенным лицом Бероуна. Он умер на следующее утро, в три часа, в паддингтонской больнице Святой Марии. Рак, будь он проклят. Уилфред был предан Бероуну, и миссис Харрелл звонила потому, что он просил его прийти. Бероун сказал ей, что она может звонить в любое время и что он позаботится, чтобы его всегда могли разыскать. Это-то и показалось мне странным. Бероун знал, что Уилфред долго не протянет, и тем не менее не оставил ни телефона, ни адреса. Это на него совсем не похоже.

— Бетти Харрелл после этого позвонила мне, — подхватил Мазгрейв, — узнать, нет ли его в округе. Меня не было дома, я к тому времени еще не вернулся из Лондона, но она разговаривала с моей женой, которая, разумеется, ничем не смогла ей помочь. Неприятная история.

Дэлглиш не подал вида, что ему известно о звонке миссис Харрелл на Камден-Хилл, и спросил:

— Мисс Мэтлок не сказала, что спросит у кого-нибудь из членов семьи, не знают ли они, как связаться с сэром Полом?

— Она просто сказала, что его нет дома и никто не знает, где он. Миссис Харрелл, конечно, не посмела настаивать. Судя по всему, он ушел из дома вскоре после половины одиннадцатого и уже туда не вернулся. Я звонил перед обедом в надежде застать его, но он так и не пришел. Вам, разумеется, сказали, что я заходил к нему в тот день.

— А я пытался связаться с ним позже, — подхватил генерал, — незадолго до шести, чтобы договориться о встрече на следующий день. Думал, что нам будет полезно еще раз спокойно поговорить. Но его не оказалось дома. Трубку сняла леди Урсула; она пообещала посмотреть в его ежедневнике, какое время у него свободно, и отзвонить мне.

— Вы уверены, генерал?

— Что я говорил с леди Урсулой? О да. Обычно отвечает мисс Мэтлок, но иногда трубку снимает леди Урсула.

— Вы уверены, что она пообещала справиться в его ежедневнике о свободном времени?

— Возможно, она сказала, что узнает, когда он будет свободен, и позвонит мне. Что-то в этом роде. Естественно, я подумал, что для этого ей нужно заглянуть в ежедневник. Я сказал, чтобы она не беспокоилась. Ей ведь трудно передвигаться при ее артрите, вы же знаете.

— Она вам позвонила?

— Да, минут через десять. Сказала, что в среду утром он вроде бы не занят, но она попросит самого Бероуна позвонить мне завтра утром и согласовать время.

Завтра утром. Выходит, она знала, что сын не вернется ночью домой. И если она действительно спускалась вниз и сверялась с ежедневником, значит, в начале седьмого в день убийства Бероуна тот еще находился в ящике стола. А в шесть, согласно показаниям отца Барнса, Бероун уже пришел к нему домой. Вероятно, наконец появилась важная ниточка, ведущая на Камден-Хилл-сквер. Должно быть, это было тщательно спланированное убийство. Убийца знал, где найти ежедневник, прихватил его с собой в церковь, частично сжег, чтобы добавить правдоподобия версии о самоубийстве. И это ведет полицию в поисках убийцы прямехонько в дом Бероуна. Но не знал ли всегда сам Бероун, что там-то и зреет его смерть?

Дэлглиш вспомнил тот момент в гостиной леди Урсулы, когда он предъявил ей ежедневник. Когтистые руки, иссушенные старостью, вцепились в подлокотники. Хрупкое тело застыло в неподвижности. Значит, она знала и, несмотря на страшный удар, ум ее продолжал работать. Но разве можно найти мать, которая станет защищать убийцу своего сына? При одном условии, подумал Дэлглиш: если эта мать — леди Урсула. Впрочем, правда может оказаться менее запутанной и зловещей. Леди Урсула не могла поверить, что кто-то, кого она знала лично, способен на это конкретное преступление. Была готова допустить лишь две возможности. Либо ее сын покончил с собой, либо — что вероятнее и приемлемее — его убийство было результатом случайного непреднамеренного насилия. Заставив себя поверить в это, леди Урсула считала любой намек на вероятную связь убийцы с Камден-Хилл-сквер неуместным как потенциальный источник скандала и, что еще хуже, вредное отвлечение усилий полиции от основной работы, состоящей в поиске истинного убийцы. И все же надо будет спросить ее насчет этого телефонного звонка. Никогда в своей профессиональной деятельности Дэлглиш не боялся встреч ни со свидетелем, ни с подозреваемым. Но предстоящего разговора он бы с радостью избежал. Однако если ежедневник был в столе в шесть часов, тогда по крайней мере Фрэнк Мазгрейв вне подозрений. Он покинул дом на Камден-Хилл-сквер незадолго до двух. Впрочем, подозревать Мазгрейва ему и без того казалось неуместным. И тут другая мысль, столь же неуместная, пришла ему в голову: интересно, что такое Уилфред Харрелл, лежа на смертном одре, столь страстно хотел сообщить сэру Полу Бероуну? И возможно ли, что кто-то вознамерился решительно этому помешать?

Потом они втроем обедали в элегантной столовой на втором этаже с окнами на реку, которая теперь, под проливным дождем, казалась вздувшейся и бурлящей. Когда они уселись за стол, Мазгрейв сказал:

— Мой прапрадед однажды ужинал с Дизраэли за этим самым столом. И из окна им открывался примерно тот же вид.

Эти слова подтвердили догадку, ранее пришедшую на ум Дэлглишу: семья Мазгрейва всегда голосовала за тори, и именно поэтому он сам не мог себе представить иной партийной принадлежности, а вот генерал пришел к своей партийной философии в результате долгих размышлений, как к осмысленному убеждению.

Еда была весьма недурной: фаршированная лопатка ягненка, чудесно приготовленные свежие овощи и крыжовенный пирог со сливками. Видимо, сотрапезники Дэлглиша по молчаливому согласию решили не докучать ему расспросами о том, как идет следствие. Чуть раньше они попробовали задать ему несколько очевидных вопросов, но натолкнулись на вежливое молчание. Дэлглиш был склонен объяснять подобную сдержанность скорее их желанием предоставить ему возможность насладиться едой, о которой они явно похлопотали, чем нежеланием обсуждать болезненный предмет или опасением сболтнуть что-нибудь, что лучше было бы оставить при себе. Их обслуживал пожилой официант в черной куртке, с лицом восторженно-дружелюбной жабы, который разливал превосходный нирштайнер трясущимися руками, однако не пролил ни капли. Столовая была почти пустой — кроме них, в ней сидели еще две пары, да и то за отдаленными столиками. Дэлглиш подозревал, что его хозяева специально позаботились и о том, чтобы он смог пообедать в тишине. Однако оба они нашли возможность сообщить Дэлглишу свое мнение. Когда после кофе генерал вспомнил, что ему нужно позвонить, Мазгрейв перегнулся через стол и доверительно сказал: