Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств) - Александр Юрьевич Сегень

Иван Григорьевич Большаков не имел сходства с Чарли Чаплином, как Шумяцкий, и если бы его задействовал Голливуд, то, наверное, в амплуа элегантного и подтянутого гангстера. Не был он похож и на бритоголовое чудище в круглых очках, как Дукельский, и, в отличие от Семена Семеновича, он не производил карикатурно-жутковатое впечатление кого-то вроде графа Орлока из «Носферату» Фридриха Мурнау.

Не носил он кителей и френчей, а также сапог — в отличие от многих тогдашних деятелей, начиная с самого Сталина, — а ходил в хороших деловых костюмах, двубортных и однобортных, легких или твидовых, темно-серых, синих, светло-серых, в зависимости от времени года. Под костюм — обязательно идеально выстиранная и выглаженная белоснежная сорочка и аккуратно свисавший из-под ее воротника галстук, повторявшийся не чаще одного раза в месяц.

К этому стоит добавить тонкий аромат одеколона «Шипр», ясные светлые глаза, опрятно зачесанные волосы и слегка ироничное и в целом довольное жизнью выражение лица. Именно такое, какие нравились Сталину при первой встрече, а ни в коем случае не заискивающее, не виноватое, не униженное, не наглое, не суровое, не ошарашенное.

Родился Иван Григорьевич осенью 1902 года на берегах задумчивой речки Упы, в деревне Московская Слобода, что в пятидесяти верстах от Тулы. Четырнадцатилетним пареньком отправился работать на знаменитый Тульский оружейный завод. После революции — в Москву на рабфак при высшем техническом училище, бывшем Императорском, потом окончил Московский институт народного хозяйства имени Плеханова. И так постепенненько, незаметненько пошел в гору: инструктор райкома профсоюзов, ответственный секретарь Центрального бюро пролетарского студенчества, слушатель Экономического института красной профессуры. Попал в Управление делами Совнаркома, там его хозяйственную жилку высоко оценил Молотов и сделал Большакова главой этого ведомства.

— Во-первых, великолепный хозяйственник, — загибал пальцы Вячеслав Михайлович, расхваливая Ивана Григорьевича Сталину. — Во-вторых, нравственно безупречен во всех отношениях, ни копейки не украдет. В-третьих, всегда элегантен, подтянут. Простой деревенский парень, а повадки, не побоюсь этого слова, аристократические. В-четвертых, книголюб и великолепно разбирается во всех видах искусства — от живописи и театра до кинематографа. Эрудит. В-пятых, что тоже немаловажно, фамилия. Почти Большевиков.

— Да, это тебе не Шумяцкий и не Дукельский, — согласился Сталин. — Но у меня вопрос: отчего же вы готовы расстаться с таким управляющим делами Совнаркома и отдать его в кино?

— Мне, конечно, жаль будет с ним расстаться, но у меня есть на замену Хломов, он станет управделами не хуже Большакова, не имея других качеств Ивана Григорьевича, которые как раз нужны нам в киноотрасли. Большаков — высококультурен и представителен, а это очень важно для общения как с нашими деятелями культуры, так и с иностранцами. Кстати, знает языки — английский в совершенстве и чуть похуже немецкий и французский.

Молотов умолчал еще об одной причине: рослому, элегантному и обаятельному Большакову симпатизировала жена Вячеслава Михайловича, Полина Семеновна Жемчужина, и даже снабжала его «Шипром» особой категории, а не тем, что поступал в широкую продажу, ведь одно время она была директором московской парфюмерной фабрики «Новая заря» и потом продолжала эту фабрику курировать.

Вячеслав Михайлович был спокоен в отношении как нравственных качеств идеального семьянина Большакова, так и верности Полины Семеновны, но все-таки решил удалить любимчика супруги от своего семейного удельного княжества. Жену Молотов любил самозабвенно!

Разговор Сталина с Молотовым о Большакове состоялся в кулуарах съезда партии сразу после доклада председателя Совнаркома, в котором он коснулся и проблем кино, пообещал способствовать шестикратному увеличению количества кинотеатров и окончательному вытеснению немого кино звуковым.

— Прихватите вашего хваленого сегодня в Зимний сад, — приказал главный зритель и ночью, после того как Дукельский показал в Кремлевском кинотеатре «Девушку с характером», спросил:

— Ну, а каково мнение управляющего делами Совнаркома?

И Большаков, полностью соответствовавший тому образу, что описал его непосредственный начальник, спокойно дал свою оценку:

— Забавно, порой смешно, не знаю, правда, насколько эта фильма агитирует ехать на Дальний Восток, но кто-то из зрителей, возможно, и загорится.

— А какие недочеты увидели? Ошибки?

— Туфли на каблучках надела, а застежки не застегнула. Про толстяка в вагоне-ресторане говорят, что он уже седьмую бутылку пива заказал, а на столе у него десять пустых бутылок. Двадцать пять рублей штрафа человек одной бумажкой платит. План Москвы не могли уж, что ли, настоящий повесить? А то написано: «План Москвы», а на карте какая-то разделка свиной туши вместо плана.

— Что ж, я полностью согласен с вашим мнением, — сказал главный зритель благосклонно. — И вы, гляжу, очень приметливый. Вам бы сыщиком служить.

Конечно же, Иван Григорьевич сразу смекнул, что не зря его пригласили на кинопросмотр высшего уровня. Опытнейший карьерист, он старался много знать о всевозможных кадровых погодных явлениях, куда и откуда дуют ветры, где грянут заморозки, а где жара. Знал и о том, что Дукельским уже сильно недовольны и бывшего ежовского прихвостня вот-вот арестуют. Но что на это место метят его, Большаков не догадывался до того самого момента, пока Молотов не сказал:

— Ваня, тебя Хозяин сегодня приглашает в Кремль кино смотреть.

Тут уж ему сразу стало все ясно, и рутинная работа в Управлении делами Совнаркома вдруг оказалась где-то далеко под ногами, потому что сам он уже мысленно воспарил над нею в заоблачные дали манящего мира кино. В том, что он способен сразу понравиться Хозяину, Иван Григорьевич не сомневался. Если ты нравишься женщинам, нетрудно понравиться и власть имущим. Только надо оказаться в нужное время в нужном месте и сразу попасть в нужную мишень.

После «Девушки с характером» Сталин попросил что-нибудь новенькое американское, но не тяжелое, а легонькое, для расслабления после трудных съездовских будней, и Дукельский в своей манере задолдонил:

— Легонькое. Да, то есть, есть. Но не думаю. Хотелось бы. Хочу сразу предупредить. Фильм «Большой вальс». Но чрезмерно легкомысленно. Я бы сказал: пустяк. Глупейшая фильма. Но получила премию Оскар. Месяц назад. В США. Глупейшая. Но, как видите, таковы их нравы.

— Кончайте бубнить, давайте ваш «Большой вальс», — оборвал бормотание Дукельского главный зритель. — Только у вас опять киномеханик не справляется с аппаратурой. Как бишь его? Старокошкин? Биндюлевич?

— Биндюлевича мы отстранили. Но не арестовали. И не расстреляли. Все в соответствии с вашими указаниями. Он даже теперь работает в кинотеатре «Родина». И вполне справляется. Не расстрелян никоим образом.

— Что-то они все у вас где-то справляются, только не в нашем кинозале! Как фамилия теперешнего?

— Деньжищев.

— Этакую фамилию хорошо дать банкиру. Банк «Деньжищев и сыновья». Скажите Деньжищеву, чтобы хорошо показывал.

И, покуда Семен Семенович ходил в