Тень Лучезарного - Сергей Малицкий

– Спасти войско Бэдгалдингира, – вздохнул Игнис. – И все остальное тоже.

– Церритус должен привести войско Бэдгалдингира к императору, – подал голос Эксилис. – Об этом говорят те ардуусцы, которые пришли в себя. Все жители королевства будут отправлены на корм Светлой Пустоши. Войско Эрсет должно пройти сквозь долину Себет-Баби, как проходит узкий нож сквозь свиную тушу.

– А потом? – спросила Монс.

– Про «потом» им ничего не известно, – пожал плечами Холдо. – Но едва я подумаю, что в Ардуусе еще больше ста тысяч таких безумцев, мне становится не по себе. Надо бы заканчивать тут и убираться. Хотя бы вместе с войском и жителями.

– Пока с войском ничего не ясно, мы останемся здесь, – сказал Эксилис. – Ведь эта погань может вернуться. Правда, башни уже чистят, окна и арки на их оголовках закладывают камнем. Большая часть сэнмурвов улетела, каких-то перебили стрелами. Но главное, нужно будет внушить жителям, каждому из них, что им придется собираться и уходить.

– Куда? – вдруг подала голос молчаливая Катена, которая сидела рядом и, держа на руках грудного ребенка, не отрывала взгляда от малышки Хамиоты, которая с веселым смехом пыталась оседлать Холдо, нещадно дергая его за вихры.

– В Тимор, – пожал плечами Эксилис. – Больше некуда. Но идти без армии нельзя. Так что…

– Их очень много, – прошептала Катена. – Они лезут на стены как заговоренные, словно нет ни кипящей смолы, ни стрел, ни камней, ничего. Импиуса убили в самом начале осады. На него будто охотились. С той стороны много колдунов. Очень много. Но Импиус явно знал все это. Он был готов. Мало того, что не было ни одного воина без амулетов, сама стена была покрыта рунами. Мы были готовы держаться долго, ведь даже сэнмурвы кружились над нами высоко, не рисковали опускаться. А потом…

Катена всхлипнула, сглотнула, выпила воды, продолжила:

– А потом мальчишка-водонос воткнул Импиусу в спину нож. У мальчишки не оказалось амулета. Бечевка лопнула.

– И… – замер Игнис.

– Убил Импиуса, а потом убил себя, – пожала плечами Катена. – В двух шагах от меня. Но не думайте, если бы я смогла шевельнуться, я бы сбросила его со стены, будь он даже под чужой магией. Но я оцепенела. Он мог убить и меня.

– А потом? – спросила Туррис.

– Потом я отправила всех голубей, что у меня были, с этим известием и держала осаду еще четыре дня. Затем пришел с войском из Бэдгалдингира отец Биберы – Ванитас. Стало чуть полегче. Он дал мне полсотни воинов и потребовал, чтобы я отправлялась в Тимор, спасала детей. Я очень устала к тому времени, поэтому согласилась. Уже у столицы я столкнулась с дружиной Церритуса. Его воины убили моих стражников, скрутили мне руки и отправили в подарок Табгесу. Но нас еще долго держали в подвале с другими несчастными, пока не дошел мой черед. Остальное вы знаете.

Катена встала и, не выпуская из рук ребенка, поочередно поклонилась всем, кто сидел за столом.

– Спасибо вам не за меня, а за моих детей. Простите меня за Фестинуса. В Тимор я пойду только вместе со всеми. Но вернуться в Алку я не смогу.

– Магия рассеялась, но ужас никуда не делся, – прошептала Аментия. – Жители Ардууса скорее умрут, чем двинутся с места. С одной стороны воинство Эрсет, с другой – Светлая Пустошь.

– Кто-то уйдет в горы, – предположил Игнис, рассматривая клинок, оброненный Табгесом. – Но большинству придется уходить, чтобы выжить. Иначе…

– Я уже отправил посыльных во все деревни, – сказал Эксилис. – Говорят, что в пятидесяти лигах к востоку огромные обозы скопились вдоль тракта. То ли Церритус их напугал, то ли ждут, когда начнет отступать войско…

– Эта сила, что штурмует Алку, – прошептала Катена… – Она огромна. Импиус сказал мне, когда она заполнила Сухоту от стен Алки едва ли не до горизонта, что ее число вдвое превышает число всех жителей Бэдгалдингира. Их больше, чем было воинов у Лучезарного!

– Будь осторожнее, – предупредила Игниса Аментия. – Этот меч нужно чистить. Он похож на меч Холдо. Той же породы, но, как мне кажется, древнее его. Я видела такой же года три назад на поясе у старшины тайной стражи Пуруса – Русатоса. Так вот, именно его меч не дал мне рассмотреть: кто он такой – этот Русатос, вызывающий ужас.

– Его легко чистить, – сморщил гримасу Холдо, потому что Хамиота дергала его за уши. – Но это нужно делать собственной кровью. Мать говорила, что так делал прадед. Но он делал это не один раз. К тому же валялся в беспамятстве много дней после этого. Хотя, может быть, это сказки.

Катена, пристально наблюдающая за собственной дочерью, заплакала.

– Не это самое страшное, – подала голос Туррис. – Табгес обязательно вернется за своим мечом. К тому же ты явил ему нутро. Поэтому явиться может не только Табгес.

– Бьется, – протянула перед собой руку Аментия. – Бьется и дрожит ткань сущего. С того самого дня, как посветлела Светлая Пустошь. Что-то сплетается и вяжется узлами, не могу разглядеть. Но за скрытым не явится никто. Если только за мечом.

– Почему? – задвинул клинок в ножны Игнис.

– Потому что никто не спросит твоего согласия, когда будет закидывать невод в море. Ты всего лишь узелок на его плетении. Зачем тебя теребить? Разве смотрит рыбак на свою сеть, он смотрит на улов.

В полдень в глазах что-то вспыхнуло. Кама едва не слетела с лошади, остановилась, сжав виски ладонями, ожидая, когда зрение вернется. Прошла одна минута, другая, третья, или первая затянулась на долгие секунды, и вслед за вспышкой накатила боль в затылке и в сердце. Мимо пролетели лошади кирумцев, прошли мерным шагом воины Даккиты. Дружины Спиранта и Канема поспешили вдоль Малиту к разрушенному мосту еще с утра, чтобы, преодолев ров, двигаться вдоль него к югу, отрезая гахам возможность отступления, а оставшиеся двадцать пять тысяч лаписцев и воинов Даккиты как раз теперь двигались мимо остановившейся Камы напрямую туда, откуда еле слышно доносились визги гахских дудок, бой барабанов и даже как будто крики. Близким оказался прорыв. Как и предполагал Касасам, случился он у крепостенки Фортима Верти. А ведь мог быть и в дне пути, и в двух. Длина рва – без малого сто лиг. Или прорывов было несколько? Но как же близко подобралась беда к Лапису!

– Что с тобой? – раздался голос Ремордета. – Что случилось?

– Сейчас, – скрипнула зубами Кама. – Иди с отрядом, воевода. Ты знаешь, что надо делать. Я догоню.

Рядом захрапели лошади, подошли, притерлись вплотную, и чьи-то горячие руки коснулись ладоней Камы с одной стороны, холодные – с другой. Имбера и Ви. У одной всегда горячие сухие ладони. У другой всегда прохладные и тоже сухие. Что это значит? Ничего. Только то, что они такие, какие есть. И то, что именно от их прикосновений начинает возвращаться зрение и таять головная боль. Энки благословенный, да у нее только что едва не разлетелась на части голова. А дышать-то она еще может? Что же так рвется в груди?