Анжелика в Квебеке - Анн Голон

А там, в Квебеке, женщина, которую он видел выходящей из воды, и рядом с ней победитель, который ее любит, говорит это, держит ее в алькове в объятиях, оба презирают его и насмехаются над ним!

Ненависть овладевает путешественником, он скрежещет зубами и вспоминает то нечистое наслаждение, которое он некогда испытывал, поражая еретиков своим карающим мечом!

«Пусть она умрет! Пусть она тоже умрет!»

Его борода покрылась инеем. Холод пронизывает его, как ледяное лезвие клинка. Он отдал бы все золото мира, чтобы почувствовать запах горящего дерева, дыма, выдающего присутствие человека. Но страх перед ирокезами уже овладел им. В своих толстых перчатках он чувствует свои изуродованные, бесформенные пальцы.

Он думает: «Только не второй раз! Только не второй раз!» Его наполняет страх перед ирокезами, перед мученичеством. Он думает с ужасом, что это из-за нее, женщины, которую он увидел в тот осенний день, его сила оставила его.

«Пусть умрет, пусть умрет», — повторял он.

Пылающая ненависть клокочет в нем. Ведь через эту открытую брешь уходят его силы, его могущество.

Его наполняет ужас перед предстоящим мученичеством. Воспоминания о пережитых муках преследуют его.

В ужасе он умоляет: «Только не второй раз, только не второй раз».

* * *

В Квебеке без перерыва продолжались религиозные торжества. В первый вторник декабря ежегодная месса иезуитов.

3 декабря — месса в честь святого Франциска, второго покровителя страны.

6 декабря — праздник святого Николая.

Во вторую субботу — торжественная служба. В этот день производилось посвящение в сан священников.

В эти дни на улицах не было видно играющих юных канадцев. Они участвовали в богослужениях, репетировали рождественские песнопения.

Горожане, хотя и часто посещали церковь, находили время готовить припасы для рождественского ужина; этот семейный праздник справлялся в полночь, после богослужения.

Незадолго до рождества священник пришел за маленьким шведом Нильсом Аббалем. Иезуиты, которые знали, что его усыновил отец Вернон, умерший в Акадии, попросили его отправить в свой пансион.

Анжелика помогала Иоланте сложить в маленький сундучок одежду ребенка, его костюм пажа. Но аббат отказался взять его вещи, которые не подходили для семинарии. Детей там обували и одевали.

Нильс Аббаль послушно покинул дом, несмотря на отчаянные крики Онорины и Керубина, которые не хотели его отпускать.

Мадемуазель д'Уредан следила из окна за этой маленькой драмой.

Анжелика поцеловала ребенка, шепнула ему на ухо по-английски слова одобрения. Он казался равнодушным.

Он вернулся в тот же вечер, одетый в свою старую рубашку и штаны, с флейтой под мышкой. Он вошел и занял свое место у очага как ни в чем не бывало.

Немного погодя прибежал, задыхаясь, старший семинарист. Он сделал ему выговор. Мальчик согласился с ним пойти.

Он вернулся на следующий день вечером, но на этот раз вместе с Марселэном, племянником Ромэна де Лобиньера, который воспитывался у ирокезов.

В этот раз была темная ночь, и шел густой снег.

— Малыши, что я буду с вами делать? — спросила Анжелика, глядя на них, сидящих бок о бок у очага в компании с негритенком Тимоти, который, одетый в свой красный кафтан, дополнял этот образ странствующего детства.

Вечером, несмотря на то, что снег продолжал идти и улицы были почти непроходимы, семинария послала молодого шестнадцатилетнего парня по имени Эммануил Лабор.

Анжелика его видела, когда он ежедневно сопровождал юных семинаристов через Соборную площадь к иезуитам. Он был по происхождению нормандец, блондин с располагающей физиономией, всегда улыбающийся. Он собирался стать священником и оплачивал свои уроки, занимаясь с детьми. В возрасте от восьми до десяти лет он был пленником ирокезов. Поэтому он понимал бунт Марселэна, ребенка, который страдал от того, что его запирали.

Его питомец сидел у очага с книгой на коленях и читал вслух «Мученичество святых Туниса: святого Сатурнина, святой Перепетуи и святой Фелиции».

Он не только говорил, не только читал, но он читал даже по-латыни.

— Этот малыш всех обманул, — сказал Элуа Маколле. — Господа в семинарии не могут справиться с частичкой ирокеза в этом блондинчике.

Тут опять постучали в двери, и входящий снежный ком оказался Ромэном де Лобиньером, которого духовные отцы заставили проявить родственные обязанности и отправиться на поиски племянника.

На следующее утро под эскортом трех энергичных людей, яростно работавших лопатами, Анжелика вместе с Ромэном де Лобиньером, Марселэном и Нильсом Аббалем отправились в монастырь иезуитов, куда их призвали.

Она не была там после столкновения по поводу медведя Виллобая. Она возвращалась как друг. Ее предубеждение против отца де Мобежа рассеялось.

При встрече присутствовал Ломени-Шамбор. Отец де Мобеж изложил суть дела. По всей вероятности, отец де Вернон окрестил маленького шведа, когда усыновил его, но, поскольку это не было твердо установлено, решили повторить над ним этот обряд и дать ему христианское имя. Шевалье де Ломени предложил быть крестным отцом. Если мадам де Пейрак согласится стать крестной матерью, она может принять участие в судьбе мальчика. Ребенок уже относился к ней, как к матери. Если он не будет чувствовать себя брошенным, он легче согласится остаться в семинарии и стать набожным Божьим слугой.

Что касается молодого Марселэна, поскольку мадам де Пейрак сказала, что она охотно возьмет его к себе, он может зимой приходить к ней ночевать, как другие дети, родители которых живут в городе; у него не будет тогда чувства, что он безвыходно заперт в четырех стенах. В конце мая все семинаристы переедут в Бопре, где находится летняя резиденция епископа, названная Большой Фермой. Вокруг нее расположены строения, где содержатся животные.

До осени дети будут жить на свежем воздухе, совершая прогулки, занимаясь сельскохозяйственными работами, а также ремеслами — работами по металлу и дереву, скульптурой и рисованием. Епископ основал там, настоящую академию художеств, и все воспитанники ожидали с нетерпением отъезда на Большую Ферму у подножия Скалы Мучеников.

Обратившись к Нильсу и Марселэну, отец де Мобеж прочел им краткое наставление. Он пояснил, какие решения были приняты на их счет, рассказал, как о них позаботились и как им будет хорошо и привольно на Большой Ферме, и попросил их быть послушными и хорошо учиться.

Они ушли вместе с де Ломени и де Лобиньером. Настоятель иезуитов хотел сказать мадам де Пейрак несколько слов наедине.

Она спросила себя, не будет ли он говорить о своей прошлой дружбе с графом де Пейраком.

Но это было не в характере иезуитов, их усилия были в основном направлены на спасение душ.