Дорога из трупов - Дмитрий Казаков

– Весь пол кровью заляпали, – бурчал Агрогорн, вышвыривая в дверной проем очередную тушку. – Мой его теперь.

– А разве ты когда-то его мыл? – удивился Чапай.

– Нет… но… теперь буду. Это же вофис.

Когда чужаки покинули пределы «Сломанного меча», спасатели уселись за стол и продолжили считать деньги.

– Три плюс один плюс один плюс один – это сколько? – через какое-то время спросил Старый Осинник.

– Шесть, – ответил Стукнутый Черный.

– А это больше, чем три?

– Да, кхе-кхе.

– И что это значит?

– Это значит, что до десяти тебе осталось меньше чем семь.

– О!

Глубокомысленный диалог был прерван донесшимся из ведра воплем: «Девять один один! На помощь!»

– Как не вовремя, – буркнул Чапай. – Только мы увлеклись…

– Да, отрываться было бы нехорошо, – покачал головой Агрогорн. – Поди вспомни потом, сколько мы уже пересчитали.

– А давай я шхожу, – предложил Брежен, кровь которого, слегка забурлившая во время драки, требовала продолжения банкета. – Ражомнушь чуток. А то я жалежалшя с вами-то.

– Валяй, – кивнул Стукнутый Черный.

Брежен схватился за край ведра, прошамкал: «Девять один один» – и пропал в облаке розового дыма.

* * *

Если бы некая птица, умеющая пользоваться противогазом и обладающая этим во многих отношениях полезным устройством, именно сегодня задумала устроить себе экстремальное развлечение и полетать над Ква-Ква, она бы увидела много интересного.

Величайший город Лоскутного мира кипел, но кипение это выглядело более целеустремленным, чем обычно.

По улицам его текли струйки серой массы, при увеличении распадающиеся на тела разумных существ. Двигались они от разных окраин, но все направлялись в одну сторону – на остров посреди реки Ква-Ква и далее, к его восточной оконечности, где высился мэрский дворец.

И движение этих струек не было бесшумным, оно сопровождалось разными интересными звуками.

Если бы птица спустилась к маленькой зеленой капле, переползавшей через Кривой мост, она бы услышала:

– Держать шаг! Когда я гляжу на вас, кончики моих ушей тупятся на глазах!

– Но, господин Закряхтэль, я же всего лишь пекарь, я не умею ходить правильно и красиво…

– Ты прежде всего эльф и должен уметь ходить красиво! И что-то маловато нас. Эй, Долголетэль?

– Да?

– Ты точно выпустил Зеленую Воющую Стрелу?

– Ну, она была зеленая и ужасно выла… Или от нее требовалось что-то еще?

– Хм, по всем признакам, это была она. А теперь достали из мешков лепешки и принялись жевать.

– Эту дрянь?

– Заткнись, Араэль. Эльфы в боевом походе всегда жуют чудесные укрепляющие лепешки из дубовой коры, желудей, толченых волчьих ягод и мухоморовой присыпки… Чавк-чавк, фу, ну и дрянь…

– Может, ну их, господин Закряхтэль?

– Стыдись, юный Ошизэль! На нас люди смотрят. Поэтому жуй и сохраняй достойное выражение лица. Понял?

– Так точно.

Для эльфов имидж важнее всего, даже возможного расстройства кишечника.

Едкий запах мухоморовой присыпки проникает даже сквозь противогаз, и наша условная птица уходит вверх, спасаясь от жуткой вони. Делает круг и устремляется в сторону Королевского моста, по которому ползет нечто, похожее на буро-блестящую гусеницу.

К большому разочарованию птицы, гусеница оказывается несъедобной.

Трудно есть людей, особенно если они наряжены в кожаные доспехи и стальные шлемы.

– Держим шаг! Раз-два! Айн-цвай! – донеслось от головы «гусеницы». – Эй, аэд, знаешь что-нибудь маршевое?

– Ну, можно подобрать… – Новый голос оказался звучным, богатым всякими обертонами и прочей ерундой, без которой певцом можно стать только в «Фабрике звезд». – Вот… хм, ну, например… «Взвейтесь кострами, стены Крои! Мы – ахеянцы, дети героев! Близится эра светлых богов! Клич ахеянцев – всегда будь готов!»

– Хм, неплохо, – одобрил первый голос, полный фанатично-истеричных ноток, в комплекте с которыми обычно идут тонкие усики, безумный взгляд, любовь к пыткам и в качестве бонуса – запуганная страна. – Хотя кто такие эти ахеянцы, неясно. А что-нибудь более актуальное есть?

– Могу предложить вот это. «Шла лесною стороной, увязался фавн за мной, думала – мужчина, чертова скотина…»

Песня со столь глубокой ахеянской спецификой не встретила понимания у первого голоса.

– Нет-нет, не годится, – проговорил он. – Вы, певцы, одинаковые, все бы вам всяких девиц и лютики воспевать.

Второй голос оскорбленно всхлипнул, но первый этого не заметил.

– Сейчас я тебе покажу как надо. Вот, народная песня Лоскута Фатерлянд. – Он запел, демонстрируя, что «голосом» называется совершенно зря: – «Айн-цвай, айн-цвай, наливай! Донеррветтер цухеншвайн! Их бин транклюкайн! Штайгер, шпигель ундер майн!» А ну, подпевайн! В смысле – подпевай!

И еще несколько десятков голосов дружно рявкнули: «Штайгер, шпигель ундер майн!» – заставив испуганную птицу в противогазе рвануть вверх, в небеса, где грохочет гром, воет ветер, но никто не поет. Уходя в высоту, она разобрала обрывок начавшейся беседы:

– И что это значит?

– Очень добрая песня. Что-то вроде: «Мы отравим весь мир меркаптаном, будут трупами страны полны. Смрадный запах дойдет к океанам, к обитателям хладной Луны…» Тебе нравится?

Заложив приличную дугу, птица оказалась около Краткословной площади, через которую двигается нечто, похожее на составленную из камней амебу. Подлетев ближе, небесная странница обнаружила, что это сбившиеся в кучу тролли «прогуливаются» по городу, сотрясая его тяжким топотом.

И что самое странное, внутри кучи имеется небольшой островок из людей.

Заинтригованная, птица подлетает ближе, облегчается на голову самому высокому троллю и слышит:

– Я больше не могу, капитан. Лучше быть растоптанным, чем петь это!

– Спокойнее, ваша чрезвычайность. Хлип-хлоп не поют, а читают. Кроме того, парни справляются без вас.

– Йо! Телки клевые катятся сами! – дружно гаркают тролли, а некоторые машут полосами металла, в каких птица, обладай она мозгами, непременно узнала бы мечи. – Мы их катим сильными пинками! Могутно тусуются каменные парни! Такого не увидишь и в бешеной казарме!

Несколько вошедших в раж певцов (или чтецов?) подпрыгивают, и в результате соседний дом с мягким рокотом начинает оседать. Стены рушатся, в воздух поднимается облако пыли.

– О нет, они разрушили здание! И мы в этом участвуем! – судя по голосу, тот, кого назвали «ваша чрезвычайность», находился на грани плача. – О нет! Зачем я только этим занялся? Лучше бы отказался и сидел бы сейчас тихонечко в темнице. В сырой, вонючей, жуткой и ТИХОЙ!