Часы, идущие назад - Татьяна Степанова

Он подошел вплотную к капитану Первоцветову. Его рука скользнула под пиджак, под мышку.

– Вот мы и вернулись к тому самому знаменателю, сынок. Что ты на все это скажешь? Не вспомнить ли нам снова твои семейные грехи?

Первоцветов шагнул ему навстречу.

Катя увидела это с крыльца. Подумала, что под пиджаком у Гущина наверняка кобура. Пистолет.

Она бросилась к ним, как рефери в смертельном поединке.

13 апреля 1903 года. 17.01

Елена Мрозовская уложила свой багаж. Переоделась в дорожный костюм. Долго сидела, положив руки на колени. Она все еще ждала.

В доме шумели, и гул голосов все нарастал. Съехалось еще больше народа – мужские голоса заполняли Дом с башнями от холла до чердака.

Елена Мрозовская вышла из своей комнаты и позвала лакея. Тот прибежал – взволнованный чем-то.

– Что происходит?

– Уж такая радость, мадам. Барин… Игорь Святославович фабрику покупает, телеграмму с биржи ждут. И торгов не будет, барин с акционерами порешили все. Уж такая радость, – лакей истово перекрестился. – Будем жить тута как жили при фабрике, при доме. И никакого разорения. Никаких перемен!

– Пойди скажи барину, что я уезжаю вечерним поездом.

Лакей убежал. И отсутствовал долго. А она все ждала.

Лакей вернулся. Он держал в руке серебряный поднос.

– Шарабан для вас заложили, кучер ждет. Доставит на станцию. Игорь Святославович сейчас с акционерами совещается в кабинете. Вот, он просил вам передать. Свою огромную благодарность.

На серебряном подносе лежал сафьяновый футляр. Елена Мрозовская взяла его и открыла. В бархатном гнезде – браслет. В стиле ар-деко, изящный и нарядный, золотой, с плетением и крупными прекрасными аметистами. Этот браслет выглядел намного богаче и дороже того скромного, из белого жемчуга, который Мрозовская видела в узилище Аглаи и на манекене, которым убили слуг.

Лакей начал вытаскивать кофры в коридор, побежал с вещами вниз по мраморной лестнице. Елена Мрозовская застегнула пальто, надела шляпку.

Весь багаж погрузили в шарабан. Кучер Петруша восседал на козлах. Елена Мрозовская оглянулась на Дом с башнями в последний раз. Ее никто не провожал. Управляющие фабрики, немцы, англичане, приказчики, подрядчики – все ждали известия с биржи.

На станции кучер Петруша донес весь ее багаж прямо до синего вагона первого класса, который вскоре должен был отправиться из Горьевска в Москву. Когда вещи были уложены, Елена Мрозовская достала кошелек и вручила кучеру целковый – за труды.

– Премного благодарен, мадам. – Молодой кучер смотрел на нее с прищуром, словно оценивая.

Из-за его плеча Елена Мрозовская и увидела его.

Игорь Бахметьев в расстегнутом пальто быстро шагал по перрону, оглядывая платформу и немногочисленных пассажиров. Приблизился и коротко бросил кучеру Петруше:

– Пошел прочь.

Кучер поплелся, шаркая сапогами, оглядываясь на них, стоявших друг против друга.

– Почему ты уезжаешь?

– Пора. Здесь работа закончена. Меня дела ждут в Петербурге, в фотоателье.

– Лена, почему ты уезжаешь? Вот так?

– Потому что я тебе не нужна.

– Ты нужна мне.

– Нет. Тебе нужна фабрика. И всегда была нужна только фабрика. Теперь ты ее покупаешь. Она станет твоей. Это ведь было твое заветное желание? Оно исполнено, Игорь.

– Лена, ты мне нужна!

Елена Мрозовская достала из кармана пальто футляр, протянула ему.

– Забери.

– Это мой подарок.

– Подари это своей кухарке, или горничной, или кто там еще из твоей челяди дарит тебе неземное блаженство в постели, когда ты желаешь развлечься.

Он забрал футляр. Взвесил на ладони.

– Твое слово – закон, Лена. Как пожелаешь. Отдам браслет портнихе-модистке. Она на сносях, ребенка ждет. Будет наследство – приданое маленькому бастарду, кто бы ни родился. По камушку из оправы вылущивать и продавать – и детям, и внукам хватит. И правнукам.

Елена Мрозовская была готова влепить ему пощечину. Подняла стиснутый кулак, обтянутый лайковой перчаткой. Он шагнул к ней вплотную, словно провоцируя и одновременно закрывая от нее здание городского вокзала и любопытных.

Запах паровозного дыма…

Запах машинного масла…

Сумерки над Горьевском – серо-розово-пастельных тонов. Небо как купол. Весна…

Она повернулась и шагнула в тамбур вагона.

Паровоз оглушительно свистнул, окутался облаком пара и дернул состав.

Перрон медленно поплыл. А с ним и Горьевск.

А с Горьевском и он, оставшийся на платформе.

– Нет, нет, нет же! Нет! – Катя ввинчивалась между ними, с силой отпихивая их друг от друга, чувствуя под правым локтем толстое брюхо полковника Гущина, а под левым – железный пресс капитана Первоцветова. – Нет! Федор Матвеевич, нет! Пусть все началось не с Аглаи, а с фотографа Нилова всего несколько дней назад, но не фотографии были нужны убийце! Вы же сами об этом говорили. И вы еще обратили внимание, что труп Нилова оставили там, в Доме у реки, не утопили, хотя это было легко, чтобы скрыть следы. Его оставили напоказ. Словно привлекая внимание и к дому, и ко всей этой истории столетней давности. И там тоже была инсценировка, как с Макаром! Только не мазки крови использовал убийца, а инструменты Нилова. Помните, вы обратили внимание, что они убраны в сумку и молния застегнута на ней. А он ими стенку долбил и сверлил, пользовался. А убийца все убрал. Та же деталь. Вроде жест замаскировать истинное положение вещей, а на самом деле инсценировка, чтобы мы, полиция, эту инсценировку открыли и задали вопрос: а почему? Зачем?

– Ну и зачем? – Гущин опустил руки и сдал шаг назад от капитана.

– Затем, что ко всей этой истории с башней, с Шубниковыми, с повешенной, нас подводили исподволь. А в результате мы вышли на Казанского и арестовали его по обвинению в убийствах. Вы вспомните: кто нам сказал о том, что Казанский и Аглая – любовники?

– Судья.

– Не только он.

– Ульяна Антипова?

– Она сдала нам Казанского в мгновение ока. Поднесла его нам на блюдечке, заставила поверить. Но, может быть, под всем этим кроется и еще что-то? Десятый слой – вы же сами говорили!

Гущин направился к машине, демонстративно сел сзади, рядом с Анфисой.

– Надо что-то придумать, – сказала Катя. – То, что мы узнали сегодня, может нам помочь. Если за всей этой историей кто-то стоит, мы должны попытаться выманить его. Вытащить из норы на свет.