Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе - Андрей Шляхов

Наркоман на вопросы нес ерунду, поэтому историю болезни Данилов заполнял со слов матери. Привычно (сколько их было в «скорой») выслушал рассказ о больших надеждах, которые когда-то подавал ее сын. Почему-то все наркоманы виделись родителям несостоявшимися гениями. Не то идеализация прошлого, не то идеализация несостоявшегося.

Мать сообщила, что сын колется третий год. Данилов ясно видел, что колоться ему осталось несколько месяцев, пять-шесть, максимум восемь (что называется, дошел до ручки), но матери этого сообщать конечно же не стал. Напротив, с преувеличенной бодростью заверил ее, что, мол, подлечим, промоем, а там если возьмется за ум, то и человеком станет.

Взяться за ум – дело хорошее, только после нескольких лет на «винте» от мозга как такового почти ничего не остается. Точнее – остается только та часть, которая отвечает за поиск того, чем ширнуться.

Данилов мог понять, когда в семьях алкашей никому не нужные дети становились наркоманами. Но почему садятся на иглу дети из благополучных семей, оставалось для него загадкой. Он читал про пресыщенность, толкающую на поиски новых ощущений и впечатлений, знал, что конфликты и непонимание в семье могут толкнуть ребенка на скользкий путь, но в глубине души задавал себе вопрос – зачем и почему? Ладно бы еще пива выпить, а то какую-то отраву себе в вену колоть...

Вот и сейчас не выдержал и полюбопытствовал, хотя к сбору анамнеза это не относилось:

– Как он начал употреблять?

– На работе. Устроился менеджером в гипермаркет, познакомился там с девушкой из отдела персонала, которая сама потихоньку кололась и моего дурака пристрастила. Потом с работы ушел, с подружкой расстался, а привычку уже не бросил. Так и пошло. Я долго не замечала, все думала – ну, нервный немного, характер дурной, в отца, а уж когда вещи из дома пропадать начали...

Прошло полчаса – и снова карета скорой помощи. Мужчина сорока пяти лет, администратор кафе. Отравление дихлофосом – аврально травили тараканов и переусердствовали. Больше всех усердствовал администратор, оттого-то прочие сотрудники попросту продышались на свежем воздухе, а бедолага-администратор попал в Склиф.

– Живот крутит, наизнанку всего выворачивает, в глазах темно... – жаловался пациент и с надеждой заглядывал Данилову в глаза: – Может, вы меня к вечеру выпишите?

– Недельку полежать в любом случае придется, – ответил Данилов.

– Целую неделю! А на кого я кафе брошу, вы подумали?! Господи, целую неделю!

Данилов ускорил оформление истории, чтобы сплавить высокоответственного работника общественного питания в отделение. Краем уха он слышал, как к корпусу подъехало сразу несколько машин, раздалась очередь хлопков дверями, и большая группа людей протопала по коридору. К тому времени, когда они прошествовали обратно, Данилов успел принять еще одного пациента, пенсионера, то ли сдуру, то ли спьяну перебравшего снотворного. Данилову во время работы на «скорой» попадались такие «добросовестные» передозировщики. Некоторые забывали, что уже приняли таблетку и могли повторить прием еще несколько раз. Другие, пребывая в состоянии возбуждения или стресса, принимали не одну таблетку, а сразу несколько, чтоб уж подействовало наверняка. Не в силах дождаться наступления эффекта, принимали еще парочку-троечку, а когда все таблетки наконец-то всасывались в желудке, люди отключались с вероятной перспективой больше никогда «не включиться».

Едва Данилов успел заморить червячка принесенными из дома бутербродами с сыром и листьями салата, как в ординаторскую пришел Марк Карлович. Пришел и рухнул на диван, раздувая щеки и пуча глаза.

– Фу-у-у! Наконец-то отстрелялись!

– Замучили гости? – догадался Данилов.

– Замучили – это еще мягко сказано. – Марк Карлович огладил рукой бороду. – Даже с меня семь потов сошло, хоть я тут вообще ни при чем. Завтра Демьянскую переводят в ЦКБ Управления делами Президента, и мы сможем отдохнуть до появления очередной звезды.

– Отравление оказалось неопасным? – предположил Данилов. – Или это было не отравление?

– Формально ей выставили нечто неврологическое, – скривился Марк Карлович. – Употребление препаратов она отрицает, в ресторане ела только салат из зелени и огурцов... А впрочем, какая разница, как говорил Есенин. И так всем ясно, что у девочки проблемы с порошком. Наши врачи не вчера родились и хлеб свой едят недаром. Я считаю, что для спортсменов кокаин – весьма удобный вид кайфа. Выводится из организма за восемь часов, а его метаболиты – за трое суток. Вытерпеть четыре дня перед допинг-контролем не так уж и трудно.

– Но и не так уж и легко.

– Ясное дело, – согласился заведующий. – Но – возможно, и возможно без посторонней медицинской помощи. Чего не сделаешь ради очередного приза. Я вот чего понять не могу, почему в большом теннисе такие агромадные призовые фонды? Это же все-таки не футбол, зрителей собирается куда меньше, интерес совсем другой. Откуда же тогда деньги?

Данилов молча пожал плечами.

– С этой суетой забыл, зачем пришел! – Марк Карлович хлопнул себя ладонью по голове. – Владимир Александрович, сходите, пожалуйста, в сочетанную травму, это шестой этаж большого корпуса, и посмотрите там одну из пациенток с подозрением на отравление грибами. Оставьте в истории болезни запись, что она по состоянию здоровья может продолжать лечение в отделении сочетанной и множественной травмы.

– А если не может?

– Если не может, конечно, будем переводить! – рассмеялся Марк Карлович. – Да там все нормально, я разговаривал с их заведующим. Ходячая соседка по палате вчера угостила бабку опятами домашней засолки. Лежачей больной для пущего метеоризму только этого не хватало! Бабка угостилась, а сегодня начала жаловаться на рези в животе и орать, что ее отравили. Подстрахуйте уж травматологов, оставьте им свою запись в истории болезни. Времена-то нынче пошли какие... Как говорит один из наших докторов: «Если за месяц мне ни разу не угрожали судом, то это значит, что я был в отпуске».

Приемное, точнее – приемные (ведь их несколько) отделения, являются, образно говоря, вратами Склифа. Врат много – центральное приемное отделение, приемное отделение токсикологии в седьмом корпусе, в соседнем шестом корпусе у кардиологов свое приемное отделение, свои приемные в ожоговом центре и у трансплантологов.

В приемных отделениях происходит много конфликтов, гораздо больше, чем в любых других отделениях. Это закономерно. В отделениях обстановка более-менее спокойная. Лежат люди, лечатся, считают дни до выписки. Если даже и возникнет какое-то негативное «броуновское движение», зародится конфликт, то его обычно сразу же «погасит» лечащий врач или заведующий отделением. Редко скандалу удается разгореться в полную силу. Врачи – народ тертый, жизнью битый, всем всегда и во всем виноватый, поэтому они до крайностей стараются своих пациентов не доводить. Себе дороже. Лучше уж так – уступить, сгладить, успокоить и выписать поскорее. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон.