Ромен Гари, хамелеон - Мириам Анисимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сделала всё, что могла, чтобы вписаться во французское общество, но для французов я всё равно осталась иностранкой Если эмигрант проникается любовью к своей новой стране, эта любовь всегда несчастна Для любви нужно, чтобы вас было двое, но коренной житель никогда не отвечает любовью на любовь иностранца.
Кармен Тесье распространяла клевету на Гари, сравнимую разве что с шумихой, которую создали вокруг «Европейского воспитания» в связи с Премией критиков. Тогда был пущен слух, что Гари нашел рукопись в кармане погибшего польского летчика, служившего в рядах Королевских ВВС. Точно так же теперь Кармен Тесье в своей знаменитой колонке «Сплетни» в газете «Франс-Суар» заявила, что 440 страниц окончательного варианта «Корней неба» представляют собой результат обработки романа Жаном Лемаршаном и Альбером Камю. Эта ложь — из которой, между прочим, следовало, что Лемаршан и Камю пропустили не одну ошибку, — вывела их из себя настолько, что они даже направили гневное письмо главному редактору «Франс-Суар» Шарлю Гомбо.
В ответ Шарль Гомбо заявил, что отныне ни строчки не напечатает об Альбере Камю, разве что его некролог поместит.
А Гари не простил Кантерсу, что он дал пищу для клеветы Кармен Тесье на страницах «Франс-Суар». Столкнувшись с ним однажды в ресторане «Липп», он дал ему пощечину.
Упорство, с которым Кантерс и Клебер Эдене преследовали Ромена Гари, считая себя поборниками чистоты французского языка, а его — иностранцем, осмелившимся этот язык калечить, достойно сожаления. Тем более огорчительно, что они так и не увидели в его творчестве влияния таких мастеров русской литературной традиции, опиравшихся на народное творчество, как Гоголь, Лесков, Зощенко.
Однако происки критиков не изменили мнения читателей. В результате было продано 185 тысяч экземпляров «Корней неба».
И Ромен, и Лесли приехали в Париж практически без гроша. Какое-то время им ссужал деньги консьерж гостиницы «Пон-Рояль». А теперь Гари должен был принимать всех, кому был обязан внезапно свалившейся на него славой, — представителей литературной, политической и дипломатической элиты. На 22 декабря был назначен большой ужин, заказанный у знаменитого ресторатора Скотта с улицы Клебер. Поскольку у Гари не было своего жилья в Париже, друг писателя Жан де Липковски, тоже почитатель генерала де Голля, предоставил в его распоряжение семь из четырнадцати комнат своего великолепного особняка на бульваре Сен-Жермен.
У Лесли из одежды был только строгий серый костюм, в котором она приехала из Лондона. По случаю приема она обратилась к своей портнихе, чтобы та срочно сшила ей платье. Однако поняв, что за столь короткое время это невозможно, Лесли попросила своего приятеля Пьера Бальмена помочь ей — продать алый шарф и норковую пелерину на шелковой подкладке, под которой можно было скрыть скромный серый костюм.
На приеме Гари произнес речь, в которой не без лукавства поблагодарил посла Жана Шовеля, в свое время воспротивившегося его назначению в Лондон, за то, что он любезно предоставил ему время для написания книги. Виновника торжества тепло поздравил Анри Опно. Рене Ажид и язвительная Сильвия тоже пришли на праздник. В числе приглашенных были Кристиан Пино, графиня де Ларошфуко, посол Великобритании Глэдвин Джебб, Филипп Эриа, Жерар Бауэр, Луи Жокс, Жак Дюамель. В письме Кристель Сильвия рассказала, что видела и слышала в этот нескончаемый вечер:
Ромен ведет себя, как опереточная примадонна. Он сплетничает, преувеличивает, изобретает, врет, шельмует. Это что-то! Жаль, что его мама не дожила до славы сына.
Сильвия Ажид любила рисовать[54] «приключения» своего друга Ромена Гари, на что тот ничуть не обижался.
Роман Гари — лауреат Гонкуровской премии за «Корни неба»;
вместе с Лесли Бланш он дает интервью и позирует фотографам…
— Господа!.. Мы здесь!
— Ну и хамы!
— Ну давай еще пройдемся. Они нас просто не видят.
— Ромен, все уже ушли… пора уходить… У тебя и так Гонкур…
— И ни одного фотографа! Где фотографы?
— Э-эй! Дарлинг хочет… ему нужен, ему непременно нужен фотограф! Хелло! Всего один снимок!..
— Хочу фотографа!
Вечеринка у Ажидов: Ромен, как обычно, говорит только о себе.
Сильвия Ажид изображает его с хоботом вместо носа.
— Не волнуйтесь… перед настоящими друзьями я могу позволить себе быть самим собой…
— Конечно, чувствуй себя как дома.
— Моя книга великолепна…
— Какой успех…
— Я счастлив как никогда…
— До свидания. Не знаю, что со мной… Наверное, это от радости…
* * *
По окончании всех торжеств Ромен Гари сел на поезд до Гавра. Он взял билет в купе первого класса, где ехали еще двое: красивая белокурая женщина и солидный господин, по-видимому, сопровождающий. Сначала писатель погрузился в чтение прессы, но очень скоро дама заметила, что он то и дело опускает газету, чтобы посмотреть на свою попутчицу. На вокзале они потеряли друг друга из виду. Гари сел на теплоход «Куин Мэри», где встретил писателя Жана Бло, который тоже направлялся в Нью-Йорк.
Молодую женщину, на которую Ромен Гари засмотрелся в поезде, звали Роми ван Луи. Она тоже путешествовала на борту «Куин Мэри», но они встретились лишь по прошествии нескольких дней. Первые три дня Роми просидела у себя в каюте. Прочитав всё, что было с собой, она решила пойти в библиотеку, а когда получила формуляр, обнаружила, что нечем писать. Тут вдруг кто-то обнял ее со спины и протянул перьевую ручку. Она взяла, не посмотрев, кто ее подал. Заполнив формуляр, Роми обернулась, чтобы поблагодарить человека, столь любезно оказавшего услугу, и узнала мужчину из поезда. Гари пригласил ее в бар выпить вина. Роми не употребляла спиртного. «Но ведь есть же и сок!» — и там поведал, что едет инкогнито, потому что до ужаса надоели торжества по поводу выхода его книги, продолжавшиеся целую неделю. Роми не следила за событиями литературной жизни, а потому никак не отреагировала на рассказ Гари. «Неужели вы меня не узнаете?» — «Нет, а кто вы такой?» — «Как, вы даже не догадываетесь? Я Ромен Гари». — «Ну, для меня что Ромен Гари, что король Бельгии…» Роми работала манекенщицей в журнале «Вог», ее фотографии разлетались по всему миру.