Дочь Востока. Автобиография - Беназир Бхутто

Тогда я не осознавала, в какое положение поставил военных диагноз моего врача. Он указал, что я нуждаюсь в лечении за границей, из чего следовало, что, если меня не выпустят и со мной что-то случится, бремя вины падет на режим. К этим соображениям добавилось давление со стороны сенатора Пелла и сенатского комитета по иностранным делам, возможно, также и со стороны Якуб Хана. В течение лета 1983 года я стала обузой для военного режима, мое удержание работало против них. Тогда, на Клифтон, 70, я еще этого не знала. И я поставила под угрозу возможность освобождения, снова окунувшись в политику.

Волнения в Синдхе во время визита Зии не ослабевали. Приближалось 14 августа, День независимости Пакистана и дата, в которую Зия собирался объявить об еще одних фиктивных выборах. В преддверии этих событий ДВД инициировало массовое движение за восстановление демократии. Я внимательно следила за кампанией по газетам и слушая Би-би-си. Соблюдая крайнюю осторожность, я обменивалась сообщениями с правлением ПНП. К этому времени партия учредила подпольную ячейку в близлежащей больнице «Мид Ист». Я также посылала инструкции в свой домашний округ Ларкану и получала оттуда информацию.

Эта инициатива Движения за воссоздание демократии развивалась иначе, чем предыдущие. Раньше одно упоминание слов «движение протеста» вызывало бешеную активность режима. Лидеров и активистов арестовывали тысячами, чтобы оставить народ без руководства. Теперь же руководителей ДВД лишь пугали арестом. Полиция даже не препятствовала сбору людей в толпы. В движение включились крупные землевладельцы Синдха, выделявшие трактора и грузовики для доставки людей на демонстрации.

Некоторые руководители ПНП, однако, колебались. Полагали, что один из них, Джатой, вел переговоры с американцами и армейскими офицерами с целью свержения Зии. Имелось в виду, что власть перейдет к Джатою, а ПНП останется в стороне. Я все же убедила руководство ПНП присоединиться к движению, подчеркивая, что сейчас важно объединить все силы, чтобы свергнуть Зию, а после этого можно будет и выйти из союза, если будет в том необходимость.

Движение медленно набирало силу, я переправила контрабандой несколько писем руководству партии, советуя, что сказать дипломатам и что сказать прессе, призывая не ослаблять усилий, не дать режиму уничтожить нас. Я сознавала, что в случае обнаружения этих писем я поеду не за границу, а обратно в тюрьму. Но необходимость политической эмансипации пакистанского народа преодолевала все опасения. Чтобы рассеять возможные подозрения проверяющих меня чиновников, я старалась казаться более слабой, озабоченной лишь болезнью. Раньше в их присутствии все было наоборот: злость придавала мне силы и энергию. Теперь же я скромно опускала глаза в пол, слабым голосом бормотала ответы на вопросы, чтобы они прочувствовали мою удрученность плачевным состоянием здоровья и сосредоточенность на своих хворях.

Тем временем Джатой напирал на меня, требуя, чтобы мать обратилась к народу. С превеликими трудностями кому-то из руководства удалось с ней связаться. «Пусть Беназир выпустит обращение от моего имени», — ответила она. Я села за электрическую пишущую машинку и между отключениями электроэнергии, как джинн, бушевала над клавишами; слова молниеносно соскакивали с пальцев и выстраивались на бумаге.

«Дорогие мои сограждане, героические патриоты Пакистана! Братья и сестры мои, сыновья и дочери! — так начала я обращение матери к народу, которое впоследствии перевели на урду и синдхи и распространили по всей провинции. — …Цель нашего движения — гражданское неповиновение. Шесть долгих лет мы терпим преследования и притеснение. Наши призывы к восстановлению демократии остаются без внимания, наших товарищей кидают в застенки и убивают. Довольно! Владельцы автобусов, оставьте машины в гаражах! Железнодорожники, остановите поезда! Полицейские! Следуйте примеру ваших братьев в Даду, отказывайтесь стрелять в своих невинных сограждан! Не надо бояться нашего движения, цель его — благо народа, улучшение положения бедных, достойное воспитание наших детей, борьба с бедностью, голодом и болезнями. Боритесь за свой парламент, за свое правительство, за свою конституцию, за то, чтобы власти принимали решения в пользу неимущих, а не ради блага хунты и ее приспешников…»

Движение переросло в волнения, выразившие недовольство режимом Зия уль-Хака. Разрушались железнодорожные станции, грузовики и автобусы прекратили выход на линии. Горели полицейские участки. Погибли сотни людей. Зия сам чудом избежал гибели от рук предполагаемых его сторонников, участников митинга в его честь. Вертолет, в котором, как предполагалось, летел диктатор, сел в Даду и мгновенно подвергся нападению многотысячной толпы. Зия, однако, находился во втором вертолете, который приземлился в другом месте. Однако местонахождение диктатора открылось, и он снова едва успел унести ноги.

Восстание в Синдхе перекинулось на другие провинции. Ассоциации юристов в Кветте (Белуджистан) и Пешаваре (Приграничье) вопреки запрету на политическую активность призвали к проведению выборов. В Лахоре полиция перекрыла все выходы Верховного суда, чтобы помешать юристам выйти на демонстрацию, затем забросала их камнями. Но процессия все равно двинулась вперед, ведомая одной из адвокатов — защитниц отца, Талаат Якуб. «Вы, кто хочет отсидеться дома, возьмите эти побрякушки!» — крикнула она толпе, состоявшей в основном из мужчин, бросив им свои стеклянные браслеты и разворачивая над головой пакистанский флаг. — Я призываю к свободе!» Сотни юристов последовали за ней, скандируя лозунги и вызывающе направляясь в лапы полиции.

Общенациональное восстание подавили танками лишь к середине октября, оставив особенно жгучую боль в сердцах синдхов. Сообщалось о гибели восьмисот человек. Армия разрушала деревни и сжигала урожай. Сообщалось о случаях насилия над женщинами, что вызывало в памяти злодеяния пакистанской армии в Бангладеш 12 лет назад. Рождались и распространялись националистические и сепаратистские чувства. Непрочные связи внутри пакистанской федерации за шесть лет военного правления напряглись до предела из-за административной недееспособности генеральской верхушки.

Администрация Рейгана, однако, держалась за «своего человека». «Ньюсуик» сообщал, что Вашингтон считает Зию козырной картой в глобальной стратегической игре. Я записала в своем дневнике 22 октября: «Западные разведывательные источники сообщают, что ЦРУ существенно расширило свое присутствие и активизировало активность в Пакистане. На прошлой неделе „Ньюсуик" подтвердил, что ЦРУ вовлечено в поддержание шатающегося режима пакистанских генералов. Американцы не хотят, чтобы Зия разделил судьбу иранского шаха. За последние полтора года большое число американских шпиков из Каира переведено в Пакистан. Журнал делает вывод, что Зия добровольно власть не уступит».

А я уже пятый год взаперти, сижу на Клифтон, 70.

Тьма и грохот в голове. Тьма накатывает волнами. Вскоре после восстания в Синдхе прихожу в сознание в своей спальне, вижу склонившегося надо мной врача. Он проверяет мой пульс и сообщает мне, что местный наркоз вызвал у меня реакцию отторжения, а скорую помощь вызвать возможности не было, так