Имам Шамиль - Шапи Казиев

Рядом с имамом ехали его сын Гази-Магомед и Даниял-бек, вырядившийся по такому случаю в генеральскую шинель.

Следом за эскортом Шамиля двигался пятитысячный кавалерийский отряд горцев.

Когда прибыли к месту размена, по ту сторону Мичика уже ждала колонна царских войск.

Шамилю поставили белый шатер, а перед ним, на треноге, подзорную трубу. Он видел русский лагерь, но люди в нем были чем-то опечалены и не похоже было, что готовилось торжество.

Обсудить последние приготовления прибыл Грамов. Он просил Шамиля произвести обмен как можно спокойнее и воздержаться от салютований, как это принято у горцев в честь замечательных событий. Просьбу свою он объяснил трауром по случаю неожиданной кончины государя императора Николая I.

Шамиль выразил свои соболезнования и заверил, что с его стороны все будет тихо, если все будет точно исполнено со стороны Чавчавадзе.

____________

Обмен состоялся 10 марта 1855 года. Приняв все предосторожности, стороны сошлись у реки.

«Когда обе стороны между собой сблизились так, что уже могли хорошо различать друг друга,— писал Е. Вердеревский,— князь Чавчавадзе прежде всего увидел арбы, в которых было семейство его, и услышал голоса своих дочерей. Они кричали:

— Мама, посмотри, вон папа на белой лошади!»

Гази-Магомед поздоровался с князем Чавчавадзе и сказал, что о семействе его имам заботился как о своем. А неудобства, если они были, проистекали единственно от неумения обращаться со столь знатными особами. Чавчавадзе отвечал, что о добром отношении имама знает из писем княгинь, за что его и благодарит.

Затем пленницы были переданы князю, а Джамалуддин оказался в объятиях брата.

Пленницы не верили собственному счастью и не находили слов от волнения.

Взволнован был и Джамалуддин. Он узнал брата Гази-Магомеда, смутно припоминал остальных родственников и все искал глазами отца. Но тут к нему бросился Магомед-Шапи, который родился после его пленения, и теперь они встретились впервые.

Оставив Хаджиява с Грамовым завершать обмен пленными и денежные расчеты, братья подвели Джамалуддину белого коня с дорогим седлом и вместе поспешили к отцу. Сопровождавшие Джамалуддина офицеры поскакали вместе с ними.

Их встречали радостные мюриды, и все старались пожать руку Джамалуддину. До палатки оставалось совсем немного, когда Гази-Магомед осадил коня и попросил Джамалуддина переодеться. Узел с горской одеждой был приторочен к седлу Магомед-Шапи. Джамалуддина стеной окружили конные мюриды. И вскоре перед ними предстал статный джигит в красивой черкеске и при отличном оружии. Когда он вскочил на коня, трудно было поверить, что Джамалуддина столько лет не было в родных горах. Единственным его отличием был пистолет новой пистонной системы, тогда как горцы все еще пользовались кремневыми.

Магомед-Шапи уложил мундир поручика в хурджин, помчался обратно к реке и перебросил хурджин на другую сторону Мичика. Тогда он не знал, что в будущем сам облачится в подобный же мундир.

Шамиль встретил сына сдержанно, но, обняв, долго не отпускал. Джамалуддин поцеловал руку отца и встал рядом со своими братьями. Шамиль долго смотрел на сына, с трудом сдерживая чувства, а затем скрылся в своем шатре.

Свидетель этого события так описывал Шамиля и его свиту:

«В то время, когда говорил Шамиль, я очень хорошо рассмотрел его: у него лицо очень приятное, хотя довольно серьезное и строгое, он так еще сохранился, что ему кажется на вид не более сорока лет. По свежести лица можно судить о цветущем здоровье, борода у него черная, по-видимому крашена, ровная и довольно большая. Роста невысокого, не толст, но плотного телосложения. Одет он был в светло-зеленую шерстяную чуху [23], под ней красный шелковый бешмет [24], на голове огромная белая чалма, а на ногах русского покроя сапоги. По правую сторону Шамиля сидел Джемал, первое духовное лицо у горцев, старик лет 70, а по левую — Даниель-султан Элисуйский, сзади них стояли наибы Мичиковский, Андийский, Ичкерийский, Гумбетовский и другие. Правее меня стоял Кази-Магома, а около него младший сын Шамиля, Шефи-Магома, мальчик лет пятнадцати».

Когда обмен благополучно завершился, Шамиль велел пригласить к себе Грамова. Имам подарил ему золотые часы, усыпанные бриллиантами, и пообещал отпустить его, если тот ненароком попадет в плен к горцам.

К вечеру процессия двинулась в сторону Ведено. Выждав, пока Мичик скроется за высоким холмом, мюриды дали волю чувствам. Пальба, джигитовка и музыка сопровождали отряд по всему пути. Тысячи людей выходили навстречу имаму и его сыну, поздравляя с возвращением и восхваляя Всевышнего за явленное чудо.

В Куринском укреплении, куда привезли княгинь, был траур, но лица спасенных выражали счастье. Офицеры крестились, а их жены и местные казачки рыдали, глядя на трогательную процессию. В церкви шли благодарственные молебны, а сослуживцы князя считали своим долгом засвидетельствовать княгиням свое восхищение их мужеством.

Отдохнув и оправившись от перенесенных невзгод, княгини отправились через Дербент и Елисаветполь в Тифлис, который встретил их торжествами. Через месяц они выехали в Москву, где наконец смогли утешить свою мать Анастасию и сестру Надежду, в замужестве — Писареву. Затем они приехали в Петербург, чтобы выразить свою бесконечную признательность новому государю Александру II. Император и императрица тепло приняли княгинь, пригласили вместе отобедать, одарили бывших пленниц и даже помогли князю Чавчавадзе поправить денежные дела, пришедшие в упадок после разорения имения.

Мадам Дрансе больше не желала испытывать судьбу и поспешила уехать в Париж, к матери и сыну. Там она заработала больше, чем могла получить гувернантка в России, издав свои воспоминания «Восемь месяцев в плену у Шамиля». Книга стала популярной, вызвав интерес к Шамилю и борьбе горцев Кавказа. С особым вниманием книгу прочел А. Дюма-отец, решивший при первой возможности посетить Кавказ.

Книга была переведена на русский язык и издана в 1858 году в Тифлисе. Четверть гонорара от продажи книг мадам Дрансе пожертвовала на выкуп пленных.

Официальная версия обмена была опубликована в газете «Русский инвалид» и вошла затем в многочисленные издания.

Знаменитый заложник вернулся в горы навсегда. И теперь для него начиналась иная жизнь, в которой не было места взглядам, привычкам и чувствам поручика уланского полка.

Джамалуддину оставили только его походный багаж, включавший множество русских и французских книг, географические атласы, бумагу, карандаши, краски и даже чертежную готовальню. Карандаши и готовальня очень пригодились, когда Джамалуддин решил построить себе дом по русскому образцу. По его проекту Идрис (Андрей) и беглые русские солдаты построили дом с большими застекленными окнами, печами и дверьми с бронзовыми ручками. Причем все, что недоставало, было прислано тем же бароном Николаи из Хасавюрта.