Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача - Феликс Керстен

– Я подозревал это, – ответил я, – потому и прибыл так поспешно.

Через пять минут Гиммлер был в постели, и я начал сеанс лечения. Боль оставила его почти сразу же, чем он был очень доволен. Неожиданно я сказал:

– Господин рейхсфюрер, я вынужден попросить вас о большой услуге. Вы – единственный, кто может мне помочь.

– Я готов, – сказал Гиммлер. – А в чем дело?

Я сказал ему, что слышал утром его разговор с Зейсс-Инквартом и узнал, что завтра планируется арестовать моего друга Т. и других. Я умолял и настаивал, чтобы он не допустил этого ради меня. Т. и Д. – мои ближайшие друзья. Любые меры, принятые против них, задевают меня лично.

– Однако, мой дорогой Керстен, – язвительно спросил Гиммлер, – а что вы попросите в другой раз? Эти люди – предатели великогерманского идеала. Кроме того, я не могу отменить приказ. Это поставило бы моих людей в крайне неудобное положение. Мы должны защищать тыл наших сражающихся армий.

Я спорил с Гиммлером четверть часа. Наконец он уступил:

– Хорошо, завтра я поговорю об этом с Раутером.

– Будет слишком поздно, – возразил я. – За этими господами пошлют через несколько часов.

Я требовал, чтобы Гиммлер позвонил Раутеру немедленно.

– Но он, наверно, уже спит, – предположил Гиммлер.

– Тогда его придется разбудить, – стоял на своем я.

– Керстен, почему последнее слово всегда должно оставаться за вами?

– Но я же и вам помогаю, – сказал я. – Как бы вы себя чувствовали сейчас, если бы я вас не лечил?

– Не нужно так говорить со мной, я и сам это прекрасно знаю, – парировал Гиммлер.

– Так могу я позвонить Раутеру?

– Ну хорошо, свяжитесь с ним.

Я с удовольствием сделал это, и Гиммлер приказал Раутеру отложить арест десяти подозреваемых, пообещав принять решение по этому вопросу, когда вернется в Берлин. В любом случае он не хотел, чтобы этим делом занимались сейчас вне зависимости от обстоятельств.

Когда Гиммлер положил трубку, я сказал ему:

– Господин рейхсфюрер, я благодарю вас от имени голландской истории.

После короткой паузы Гиммлер сказал:

– Не имеет значения, если один или двое останутся гулять на свободе. Все они здесь предатели, даже Муссерт. Но я обещаю вам, что придет день, когда я вздерну и этого негодяя. Он воображает, что станет главой правительства при нидерландской королеве.

Я засмеялся и сказал:

– Тогда, может быть, я снова получу шанс стать врачом при голландском дворе.

Гиммлер тоже засмеялся:

– Да, это бы вас устроило. Но нет, мой друг, вы останетесь со мной, так как после нашей окончательной победы мне понадобятся все силы для завершения гигантской задачи по строительству Великого Германского рейха ради моего фюрера. После этого в Голландии не останется ни одного голландца, а лишь мои прекрасные ваффен-СС, которые заслужили право на эту землю в честной борьбе. Я сто раз пожалел, что голландцы не были выселены в 1941 году. Иначе сейчас многое было бы по-другому.

– Это было невозможно, – сказал я. – Вы были слишком больны. Ваш организм не выдержал бы этого.

– Может быть, да, – сказал Гиммлер, – а может быть, нет. Я подозреваю, Керстен, что вы порой чересчур трепетно относитесь к моему здоровью. Вы бы вели себя так же, если бы я собирался переселять монголов или мусульман?

Я спокойно посмотрел на него и сказал:

– Я же ради вас старался. Ваше здоровье никогда не было столь плохим, как в марте и апреле 1941 года. И вы должны признать, что с тех пор у вас не было столь острых болей. Почему же сейчас вы не доверяете мне?

– Да, да, я согласен, – кивнул Гиммлер. – Вы совершенно правы, все это верно. Сейчас я чувствую себя гораздо лучше и очень вам благодарен.

Я решил, что настал подходящий момент, чтобы уйти. Однако Гиммлер окликнул меня и сказал, чтобы я взял яблок. Их ему подарил Зейсс-Инкварт. Я положил полдюжины яблок в карман пальто; еще Гиммлер дал мне две плитки шоколада и прибавил, что я не должен беспокоиться, с моими друзьями ничего не случится.

Арнем

Триберг, Шварцвальд

19 декабря 1944 года

Пока я лечил Гиммлера, он сообщил мне, что в Арнеме расстались с жизнью отборные английские войска. Англичане планировали крупномасштабную атаку своими лучшими парашютными частями. Завязались упорные бои. В итоге ваффен-СС одержали верх.

– Мы уже давно догадывались, что англичане что-то замышляют, но не знали где. Но потом, за шесть дней до английской атаки на Арнем, мы получили об этом надежную информацию. Поэтому я сумел незаметно разместить мои ваффен-СС вокруг Арнема и обеспечить англичанам горячую встречу. На этот раз мы их перехитрили.

Я поздравил Гиммлера с такой прозорливостью и сказал, что если бы он не воспользовался моментом, то англичане, безусловно, нанесли бы Германии тяжелый удар.

– Ведь как я полагаю, в Арнеме не было немецких войск?

– Никаких, – подтвердил Гиммлер. – Город практически остался без охраны. У англичан бы все шло как по маслу. Но видите ли, есть достойные германцы, разделяющие идею Великой Германии. Один из них нашелся при голландском штабе и предупредил нас. Я буду вечно признателен этому прекрасному голландскому офицеру за то, что он для нас сделал.

Я спросил Гиммлера:

– Но как ему удалось переправить предупреждение через линию фронта?

– Пусть это останется моим секретом, – со смехом ответил Гиммлер. – Я не имею права сообщать вам никаких подробностей.

Харцвальде

8 марта 1945 года

Сегодня утром доктор Брандт показал мне тайный приказ Гитлера. Рейхсфюреру СС в случае отступления из Голландии предписывалось взорвать крепость Клингендаль, город Гаагу со всеми ее важнейшими зданиями и дамбу Зейдер-Зе. Брандт не меньше меня был потрясен этим приказом. Я сразу же сказал: – Этого не должно случиться. Брандт засомневался, удастся ли мне предотвратить выполнение приказа. Гитлер отправил Фегелейна, чтобы вручить приказ лично Гиммлеру.

Во время лечебного сеанса Гиммлер пребывал в очень нервозном состоянии и мне не удалось завести разговор о Голландии; возможно, мне больше повезет завтра. Сегодня наша беседа касалась лишь того, чтобы при приближении союзников сдавать им концентрационные лагеря, поднимая на них белые флаги. Гиммлер начал уступать мне в этом вопросе.

Харцвальде

10 марта 1945 года

Сегодня я завел речь о Голландии и спросил, будет ли организована оборона старого города в Гааге в случае наступления союзников на город. Гиммлер тут же резко ответил:

– Оборона? Нет. Мне приказано взорвать город.