Контур человека: мир под столом - Мария Аверина

– Какое же ты чудесное дитя и как забавны твои невинные шалости. А коробочку от колец так и не нашли? Ты куда ее девала? – спросила тетя на том конце провода.

– Под сиденье большого зеленого кресла, – авторитетно заявила я. – Она и по сей день там лежит. У меня там тайник.

Тут я еще немножко подумала и решила, что тетя эта все равно никогда не придет к нам в гости, поэтому можно говорить все, без утайки.

– Там у меня еще желтые бусинки из Бабушкиной шкатулки, цветные стеклышки для секретиков и блестящие разноцветные бумажки от конфет. Я из них себе колечки делаю. А бабушка почему-то считает, что это мусор…

– Я тоже так считала, пока дочка была маленькая… А я ведь в детстве тоже крутила такие колечки из фольги и делала секретики, – вздохнула женщина из телефонной трубки.

– Не может быть! – изумилась я.

– Точно-точно! – засмеялась женщина.

– Вот! Хотя бы вы меня понимаете! Но я вам не про это хотела рассказать, – торопилась я, ибо так долго меня в моей жизни еще никто не слушал!

Когда мы с игрушками собрались было продолжить торжественное чаепитие, в комнату заглянула хлопотливая Зинаида Степановна:

– Машенька! Бегом ко мне на кухню! Нам надо очень быстро покушать, они же сейчас приедут!

Но бегом я (а быстрей меня – Бим!) побежала не на кухню, а в большую комнату. И остановилась в недоумении.

В большой комнате не было ничего! Ни дивана, ни кресел, ни журнального столика, ни телевизора. Ничего! Только один большой-большой стол, который своими очертаниями точно повторял контуры стен. На нем ровными рядами выстроились бутылки с разноцветной жидкостью, знакомые и незнакомые бокалы и стаканы, наши и не наши тарелки. Пустое пространство в центре комнаты занимал огромный, откуда-то взявшийся вазон, в котором во все стороны кучерявились какие-то бело-розовые цветы.

Бим сориентировался первым. Он просто запрыгнул на ближайший к нему стул и только хотел длинным своим загребущим языком лизнуть тонко нарезанную колбаску с ближайшего блюда, как решительная рука Зинаиды Степановны дернула его за ошейник:

– Ты куда?

Пока сопротивляющегося Тузика отволакивали и запирали в моей комнате, не доставшийся ему кусочек колбаски отправился мне в рот. Надо сказать, что о своем мохнатом друге я не забыла – второй кусочек колбаски для него я припрятала в кармане шорт. И только протянула руку за крохотным аппетитным огурчиком, плававшим в какой-то затейливой хрустальной ванне, как теперь уже на меня налетела Зинаида Степановна:

– Маша! Ничего не хватай со стола! Всю красоту нарушишь! Пойдем-ка, я тебе накрыла на кухне, покушаем. Когда все приедут, тогда будешь есть тут.

Но я даже не представляла себе, что такое эти «все»! Странный шум за входными дверями привлек мое внимание аккурат в тот момент, когда я в своей комнате заканчивала самые важные на свете дела на горшке, параллельно скармливая расстроенному Биму припасенную для него колбаску.

Затем произошла какая-то возня в коридоре, взволнованный голос Бабушки нервно спросил:

– Маша где?

– У себя, у себя, – суетливо ответил ей голос Зинаиды Степановны.

– Хорошо. Бим закрыт?

– Да-да, он там же!

– Прекрасно. Тогда я сейчас.

Торопливые шаги Бабушки пробежали в большую комнату, затем обратно, она громко крикнула:

– Входите!

И только мы поспели к месту событий, то есть в коридор – я на горшке, а Бим – носом за моим карманом шорт, как откуда-то грянула громкая музыка, входная дверь распахнулась и…

В дверном проеме, как в картинной раме, возвышался Мой колоссальный Теперь Уже Дядя, держащий в руках огромное бело-розовое безе, которое при ближайшем рассмотрении оказалось… Моей Тетей. За ними просматривалось какое-то непомерное количество совершенно незнакомых нарядно одетых людей, заполонивших не только площадку перед квартирой, но и толпящихся на верхнем лестничном пролете, что я опешила. Бим от неожиданности сперва попятился, а затем, громко залаяв, бросился обратно в мою комнату.

С минуту мы смотрели друг на друга: Мой Теперь Уже Дядя, который явно не знал, что ему делать – перешагнуть через меня (а он бы вполне это мог!) или ждать, пока Бабушка или Зинаида Степановна – ну хоть кто-нибудь! – уберет с пути его торжественного вноса невесты это неожиданное препятствие; Моя Тетя, с лица которой слиняла солнечно-счастливая улыбка, и я, в изумлении снизу вверх с горшка взирающая на все это совершенно невозможное происшествие.

«Зачем он взял Мою Тетю на руки? Она же взрослая! – думала я. – Разве взрослых теть носят на руках?»

И прежде чем кто-то из взрослых сообразил, что надо делать, проклятая розовая туфля, на которую Тетя так много жаловалась, предательски сползла с ее крохотной ножки и тяжелой каплей стукнула в паркет совсем недалеко от моего горшка.

В немой сцене, где все застыли в неожиданной растерянности, видимо, я одна отчетливо почувствовала дисгармонию. В конце концов Мой Дядя, держащий на руках Тетю, действительно, как на картине, казался сказочным богатырем-героем, спасшим Красавицу от какого-то страшного Чудовища. Но ведь потерянная туфелька была совершенно в другой сказке! И поэтому ее срочно следовало вернуть на место.

Что я и сделала. Я встала, взяла невесомый розовый башмачок с розочкой и пошла к Тетиной ноге, которая как раз была в этот момент примерно на уровне моего носа. Горшок с громким стуком отпал от меня, и, пока я пыталась примостить обувь на ее законное место, содержимое «ночной посудины», обгоняя меня, поползло к новехоньким, модельным, блестящим лакированным ботинкам Моего Дяди. Коридор стал наполняться характерным запахом, Тетя инстинктивно-судорожно подобрала юбку, Бабушка истошно закричала: «Зинаида Степановна, скорее тряпку!», а подъезд, перекрывая торжественную музыку, грохнул громовым хохотом!

Крохотная, кукольная, легчайшая туфелька с высоким остреньким каблучком никак почему-то не хотела надеваться на Тетину ножку. И я очень рассердилась на всех этих взрослых за то, что мне никто не помогает: в том, что моя красавица Тетя потеряла существенную часть своего туалета, лично я не видела вообще ничего смешного!

– Маша! Что ты делаешь! – В отчаянии Бабушка выхватила у меня лакированную розовую лодочку с розочкой, одним движением насадила ее на Тетину ногу и, освобождая дорогу буквально впавшему в ступор Моему Дяде, подхватила меня на руки.

– Проходите! Проходите скорее! – скомандовала она и, обогнув подтирающую пол Зинаиду Степановну, внесла меня в мою комнату.

– Как тебе не стыдно! – красная как рак, зашипела Бабушка, натягивая на меня шорты. – Такой торжественный день, столько гостей, а ты…

Я совершенно не понимала, за что она меня ругает – ведь проклятый, вечно спадающий башмачок испортил всю сказочность картинки. Но ведь не я же его сдернула с Тетиной ноги!