Великолепные руины - Джесс Уолтер

Боже, только не это, думает Ди. Такая замечательная пьеса, а он собирается все испортить! Но Майкла уже не остановить. Торнадо набирает силу. Клэр удивленно взмахиваетруками, и Майкл тут же вытаскивает ее к столу.

– Прости, дорогая, я забыл тебя представить. Это Клэр Сильвер, руководительница отдела по производству фильмов.

«Это что, шутка такая дурацкая?» – думает Клэр. Или он ее правда повысил? От удивления она теряет дар речи, а Майклу только того и надо. Все взгляды теперь обращены к ней, особенно внимательно ее изучает Лидия, пристроившаяся на краешке кухонного стола. Выбора у Клэр не остается.

– Пьеса была просто замечательная, – растерянно повторяет она слова Майкла.

– Спасибо! – смущается Лидия.

– Да. Замечательная, – говорит Майкл. Вот теперь комната в его власти. Кухня загородного дома или переговорка в роскошном офисе – какая разница? – Мы с Клэр хотели бы знать, не согласитесь ли вы продать на нее права? Мы бы сняли по ней фильм.

Лидия нервно, почти истерически хихикает. Она смотрит на Пата, потом снова на Дина:

– Вы хотите купить мою пьесу?

– Да. И может, быть даже весь цикл, все вместе… – Майкл на секунду замолкает, давая им прочувствовать важность момента. – Мне хотелось бы приобрести права на все, – главное, чтобы голос звучал естественно, будто ничего такого не происходит, – меня поразила ваша история, – он поворачивается к Пату, – история вашей любви. – На Ди Майкл старается не смотреть. – Я бы хотел купить права… – он останавливается, словно эта мысль только сейчас пришла ему в голову, – да, пожалуй, я хотел бы купить права на всю историю вашей жизни.

– Это как? – спрашивает Пат. Он рад за Лидию, но мужик у него никакого доверия не вызывает.

Клэр знает как. Это значит, что Майкл покупает права на книгу, фильм, реалити-шоу – все, что можно только продать. Еще бы, такая сенсация – сын Ричарда Бёртона, да еще и с трагической судьбой! И Ди тоже знает. Она закрывает рот рукой и успевает только произнести:

– Стойте!

У нее подкашиваются ноги, она хватается за стол, чтобы не упасть.

– Мама!

Пат и Паскаль бросаются к ней и подхватывают Ди под руки.

– Отойдите все, ей дышать нечем! – кричит Пат.

Паскаль оглядывается на переводчика, но Шейн пьян. Вместо последней фразы он переводит Паскалю суть предложения Дина, а потом говорит по-английски:

– Имейте в виду, он иногда говорит, что покупает права, а снимать ничего не собирается.

Клэр, все еще потрясенная новым назначением, тащит Майкла в зону гостиной.

– Что вы творите? – вполголоса спрашивает она начальника.

Дин оглядывается на кухню:

– То, ради чего я приехал.

– Мне казалось, вы собирались все исправить.

– Что исправить? – Он удивленно смотрит на Клэр.

– Вы что, с ума сошли? Вы сломали жизнь этим людям. Чего вы сюда приперлись, если не собирались извиняться?

– Извиняться? – Майкл по-прежнему ее не понимает. – Я приехал за историей, Клэр. За моей историей.

Ди уже лучше, она снова твердо стоит на ногах. В гостиной Майкл и его помощница явно из-за чего-то ругаются. Пат поддерживает Ди за локоть.

– Все в порядке, мне уже лучше. – Она улыбается сыну и Паскалю, который подпирает ее с другой стороны.

На свете осталось только три человека, знающих ее тайну. Тайну, которую Ди хранила сорок восемь лет, тайну, которая определила всю ее жизнь. Эта тайна росла с каждым годом и вот теперь заполнила всю комнату. Комнату, в которой находятся все трое посвященных. Тогда, много лет назад, у Ди было множество причин хранить молчание. Роман Лиз и Дика, ее собственная семья, боязнь огласки и газетной шумихи и, главное (теперь-то уж можно себе в этом признаться), – гордость. Не могла же она позволить какому-то уроду победить! Но все причины с годами потеряли значение, и Ди продолжала хранить свою тайну из-за Пата. Она боялась, что это его убьет. У детей великих актеров судьба обычно тяжелая. Тем более у Пата запросы всегда были огромные. Пока он наркоманил, сломать его было очень легко. Когда завязал – стало еще легче. Дебра оберегала его, и теперь ей понятно от чего. Вернее, от кого. Вот от этого страшного человека, которого она ненавидела почти пятьдесят лет. Человека, который явился в ее дом, чтобы купить жизнь ее детей.

Она не сможет защищать их вечно. Ее скоро не станет. Дебра виновата перед Патом, она столько лет обманывала его. А вдруг теперь он ее возненавидит? Лидии тоже придется непросто. Дебра оглядывается на Паскаля, потом на встревоженного сына, собирается с духом и произносит:

– Пат, я хотела… мне надо тебе… в общем… – И вдруг Дебра чувствует, как тяжелый груз, который она много лет тащила на своих плечах, вдруг исчезает, растворяется. Слова еще не сказаны, а ей уже легче. – Твой отец… – Пат смотрит на Паскаля, но Ди качает головой: – Нет. Пойдем наверх? – Ди кивает на Майкла Дина. Нечего старому хищнику присутствовать при этом разговоре. Перебьется.

– Конечно, пошли, – отвечает Пат.

– Лидия, и ты тоже, – зовет Дебра.

Богом проклятая экспедиция Дина не увидит развязки этой истории. Пат, Лидия и Ди поднимаются по лестнице. Майкл Дин подмигивает Киту, тот снова включает камеру и идет наверх. Просто удивительно, как быстро развиваются технологии! Малюсенький аппарат, размером со спичечный коробок, а умеет больше, чем тяжеленные камеры, которые снимали когда-то Ди Морей. На экранчике Лидия поддерживает Дебру под локоть. Пат идет следом. Внезапно он останавливается, почувствовав спиной чужой взгляд, и резко разворачивается.

– Слышь, ты, дебил! Ты меня не понял? Ладно, давай по-другому! – Он бросается на Кита и выхватывает камеру у него из рук. Цифровая память записывает последний в ее жизни фильм – глубокие линии на ладони Пата. Пролетев через гостиную, мимо жуткого старика-продюсера, мимо рыжей девчонки и пьяного переводчика, Пат выходит на балкон, размахивается и что было сил швыряет камеру подальше от дома. Где-то внизу слышен всплеск воды. Пат спокойно идет обратно.

– Чувак, ты просто молоток! – говорит растрепанный пьяный пацан ему вслед.

Пат смотрит на Кита, пожимает плечами – мол, извини, старик, и отправляется наверх. Скоро он узнает правду.

Нет ничего более очевидного, ничего более осязаемого, чем здесь и сейчас. И все же этого здесь и сейчас мы никогда не замечаем. В этом трагедия человеческой жизни.

Милан Кундера

«Перед нами история любви», – говорит Майкл Дин.

А с другой стороны, любая история – это истории любви. Разве полицейский не любит тайны, погони, любопытную журналистку, повсюду сующую свой нос? Журналистку, которую злодеи поймали и заперли на пустом складе? И маньяк-убийца любит своих жертв. И шпион любит свои гаджеты, или свою страну, или красотку-шпионку из стана врага. Дальнобойщик разрывается между любовью к дороге и своему грузовику. Шеф-повара ненавидят друг друга, но дружно обожают морские гребешки. Владелец ломбарда без ума от своего барахла. Домохозяйки живут ради того, чтобы увидеть в зеркалах парализованные ядовитым ботоксом лицевые мышцы. Распухший от стероидов качок мечтает увидеть татуировку на попке симпатичной девчонки, с которой он чатится в «Фабрике любви». На этом реалити-шоу вообще все любят. Страстно, отчаянно. Любят микрофон, прикрепленный под майкой, и продюсера, который предлагает сделать еще один дубль. Робот тоже любит своего хозяина, а инопланетянин – летающую тарелку. Супермен любит Лоис, Лекса и Лану. Люк любит Лею (пока не узнает, что она – его сестра). Экзорцист любит демона даже в тот миг, когда вместе с ним вываливается из окна. Леонардо любит Кейт, и оба они любят тонущий корабль. Акула – ну, акула любит пожрать, как, кстати, и мафиози, только тот еще любит деньги. Ковбой любит свою лошадь и девушку в красивом платье за фортепиано, а иногда и другого ковбоя. Вампир любит ночь и чужие шеи. Зомби… нет, о зомби лучше не говорить, во всяком случае, Клэр. Зомби – это воплощение животной любви, они тянут к тебе руки и стонут. Потому что обожают высасывать людям мозг. Тоже история любви, между прочим.