Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика - Софья Хаги

S. N. U. F. F.: «Что касается соответствующего вауеризму политического режима, то он иногда называется телекратией или медиакратией…» (Пелевин В. Generation «П». С. 118).

348

Вавилонской блудницей «в одну эпоху можно считать Римскую империю, в другую – Римскую католическую церковь» (Bethea D. The Shape of Apocalypse. P. 8). «Тем более человечество, которое всегда post panem требовало circenses» (то есть после хлеба – зрелищ, лат.) (Соловьев В. С. Три разговора. https://www.vehi.net/soloviev/trirazgov/povest.html#_ftn5 (дата обращения: 22.05.2022)).

349

В 1999 году Леви высказался в поддержку бомбардировок Югославии силами НАТО, а в феврале 2014 года находился в Киеве во время Майдана и активно поддерживал происходящее.

350

Правители Оркланда носят пародийные имена – названия фирм, выпускающих презервативы. То есть Рван Дюрекс – «порванный презерватив Durex».

351

«…И творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю перед людьми. И чудесами, которые дано было ему творить перед зверем, он обольщает живущих на земле…» (Откр. 13: 13–14).

352

«Здесь господствуют цинизм и чистоган, здесь правят бал убийцы, скупщики детей и сексуальные перверты» (Арбитман Р. Уронили в речку мячик). Пелевин подчеркивает упадок моральной культуры, кризис гендерной самоидентификации и превращение национальной идентичности в ничего не значащую условность (Купина Н. А. Лингвистический катастрофизм в изображении Виктора Пелевина / Linguistic Catastrophism in the Work of Viktor Pelevin // Russian Literature. 2015. 77. № 3. P. 383–385).

353

Пелевин В. S. N. U. F. F. С. 200–201.

354

«Вероятно, также и концентрационные лагеря, и лагеря уничтожения представляют собой эксперимент такого рода, безжалостную и чудовищную попытку решить вопрос о различении человеческого и нечеловеческого…» (Агамбен Дж. Открытое. С. 33).

355

Пелевин изображает отношения между Россией и Западом в таком же ключе, что и в более ранних произведениях, например «Македонской критике французской мысли» и «Ананасной воде».

356

«Его [Пелевина] неполиткорректность по нынешним меркам поразительна… ‹…› Куда важней тема половых извращений (Пелевин не боится употребить именно это определение, почти запретное уже и у нас)» (Роднянская И. Сомелье Пелевин). «Проблема „бессодержательности“ связана с не менее важным аспектом S. N. U. F. F. – сексуальными проблемами, точнее кризисом гетеросексуальных отношений в современном (не будущем!) американизированном мире» (Lalo A. New Trends in Russian Intellectual Anti-Americanism. P. 39–41).

357

Процветание извращений Роднянская объясняет как «непременную тень, отбрасываемую сладкоголосым „трансгуманизмом“, наращивающим силы в пострелигиозном мире» (Роднянская И. Сомелье Пелевин).

358

Пелевин В. S. N. U. F. F. С. 475.

359

Там же. С. 472.

360

Грым и Кая бегут от техноконсюмеристской машины в сельскую местность, напоминающую мир за Стеной в романе Замятина «Мы». Есть и другие параллели с «Мы». Например, у орков нет фамилий – только «Индивидуальный Нестираемый Номер». Зеленый мир перекликается и с буддистским представлением о рае – одновременно конкретном месте в Тибете и внутреннем состоянии.

361

В храме Маниту Грым видит «режущий глаза синий огонь», и ему кажется, что этот огонь «и был мечом Маниту, который милосердно прятала в себе черная вата космоса» (Пелевин В. S. N. U. F. F. С. 380). Ср. невыносимый свет звезд, который созерцает Рома Шторкин в финале Empire V.

362

Bethea D. The Shape of Apocalypse. P. 9. Апокалиптические мотивы в литературе свидетельствуют о «глубоко присущей нам потребности иметь четкое представление о конце». Хотя «конец, пожалуй, утратил в наших глазах наивную неотвратимость, его тень по-прежнему лежит на переломных моментах, изображаемых в нашей литературе» (Kermode F. The Sense of an Ending: Studies in the Theory of Fiction. Oxford: Oxford University Press, 2000. P. 6).

363

Hutchings S. Russian Literary Culture. P. 180.

364

Livers K. The Tower or the Labyrinth. P. 483.

365

О предчувствии катастрофы на рубеже XIX – XX веков, когда ее по-прежнему изображали как «отважное балансирование „на краю бездны“» и когда ее можно было рассматривать сквозь беньяминовскую «оптику революционной и искупительной диалектики», см. Steinberg M. Petersburg Fin de Siècle. New Haven, Conn.: Yale University Press, 2011. P. 9, 271. «Когда сегодня говорят об „апокалипсисе“, все чаще имеют в виду конец как полное исчезновение (тема, часто звучащая, например, у Беккета)» (Bethea D. The Shape of Apocalypse. P. 60). «Время движется к энтропической инерции. Этот антиутопический взгляд себя исчерпал. Ирония в том, что мы живем за пределами морали и смысла» (Quinby L. Anti-Apocalypse: Exercises in Genealogical Criticism. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1994. P. xvi).

366

Rosenshield G. The Laws of Nature: Autonomy and ‘Unity’ in Dostoevskii’s Idiot // Slavic Review. 1991. 50. № 4. P. 885.

367

Кант И. Конец всего сущего / Пер. А. В. Гулыги // Кант И. Трактаты и письма. М.: Наука, 1980. С. 279–291.

368

Размышляя о современных англо-американских произведениях, авторы которых обращаются к библейской парадигме, Дейл Никербокер отмечает, что «неоднозначность причины, постоянная изменчивость реальности и неизвестность конца – то есть их неопределенность – прямо противоречат дарованной свыше трансцендентной Истине книги Откровения» (Knickerbocker D. Apocalypse, Utopia, and Dystopia. P. 349). Это описание подходит к таким текстам, как «Generation „П“», но в меньшей степени применимо к более поздним произведениям Пелевина. Об «одержимости идеей конца», вновь и вновь всплывающей в западной литературе ХX века, см. также Calinescu M. The End of Man in Twentieth-Century Philosophy: Reflections on a Philosophical Metaphor // Visions of Apocalypse: End or Rebirth? / Ed. S. Friedlander et al. New York: Holmes and Meier, 1985. P. 171–195.

369

Пер. Б. Дубина. http://lib.ru/BORHES/sad.txt (дата обращения: 22.05.2022).

370

Такие мотивы прослеживаются в разных текстах – от «Хрустального мира» и «Чапаева и Пустоты» до более поздних романов, таких как «Любовь к трем цукербринам», «Смотритель», «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами» (2016).

371

«Попытки российского общества разобраться со своим прошлым оставались одной из главных тем русской культуры на протяжении 1990-х годов и в начале XXI века» (Marsh R. Literature, History, and Identity. P. 13). Джеффри Брукс и Борис Дралюк писали о популярности альтернативной истории и псевдоисторических произведений в современной России: Brooks J., Draliuk B. Parahistory: History at Play in Russia and Beyond // Slavic Review. 2016. 75. № 1. P. 77–98. О значимости истории для русской литературы см., например: Wachtel A. An Obsession with History: Russian Writers Confront the Past. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1994.

372

«В последние годы появилось бесчисленное множество текстов в жанре альтернативной истории… на самые разные темы», в частности о том, что было бы, если бы Вторую мировую войну выиграла нацистская Германия или если бы Американская революция потерпела поражение (Rosenfeld G. Why Do We Ask ‘What If?’ Reflections on the Function of Alternate History // History and Theory. 2002. 41. № 4. P. 90). Один из ключевых текстов, положивших начало этой тенденции, – «Человек в высоком замке» (The Man in the High