Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс - Наталья Андреева

Игорь взял мобильник и стал искать в записной книжке номер. Пока он с кем-то разговаривал, потом перезванивал, Жанна невольно задремала. Она так вымоталась за последние дни! Очнулась, когда Ангел огня тихонько потряс ее за плечо:

– Эй!

– Да? Что?

– Просыпайся, родная. Поехали.

– Куда?

– На кладбище. Шутка. То есть не шутка, конечно, только едем не на катафалке, а на моих «Жигулях». Семен Васильевич подъедет туда же. Очень извинялся, что не попал на панихиду. А Олегу он многим обязан. Вот и решил отдать долг, так сказать. Ох уж эти долги! Когда берешь, то как-то не думаешь о процентах…

…Этот весенний день был длиною в вечность! По крайней мере Жанне так показалось. И вот наступил вечер. Стало так тихо, что тишину и впрямь можно было назвать кладбищенской. Они сели на лавочку возле свежей могилы. Ограду еще не поставили, памятник тоже, но лавочка уже была. И море живых цветов. Семен Васильевич также привез огромный букет роз. Просто-таки роскошный! Жанна положила скромный букетик на могилу: тюльпаны и нарциссы. Не привозные, выращенные на подмосковной даче. Знала, что Олегу Николаевичу это понравилось бы.

Психоаналитик говорил, словно оправдываясь:

– Я был в отъезде. На международной конференции. Жаль, что не смог проводить его в последний путь. Жаль… Олег ведь мне помог, когда с дочерью случилось несчастье… Авария, одним словом. Я не думал, что это возможно, – поставить ее на ноги. Но Олег был талант. Божьей милостью хирург, хотя и молод очень. Никто не брался. А он сказал: «Семен Васильевич, не отчаивайся. Даже денег с тебя не возьму. Все, что могу, – сделаю». Тогда у меня еще не было большой частной практики. Мода на психоаналитиков пришла чуть позже, когда у людей появились большие деньги. И, соответственно, большие проблемы. А год назад… Я ему отдал долг… Кто посмел? Как? Не могу понять…

Некоторое время они сидели, молчали. Жанна думала: и в самом деле, как? Зачем хирург назначил ту встречу? Не чувствовал опасности. Когда дело касалось его самого, не чувствовал. Наконец заговорил Игорь:

– Семен Васильевич, вы помните, как Олег попросил вас проконсультировать одну женщину? Известную певицу Сабину Сабурову?

– Сабину? Да, конечно, помню… Случай Сабуровой был очень интересен. Она без Олега ко мне не приходила. Цеплялась за него, словно…

– Словно за спасательный круг, – подсказала Жанна, вспомнив записки Сабины.

– Странная женщина. Весьма. Она всегда играла, и заставить ее быть самой собой оказалось чрезвычайно трудно. Я так и не уверен, что она открылась мне до конца. Но ведь она умерла? Если мне не изменяет память.

– А что это была за болезнь? – осторожно спросила Жанна.

Семен Васильевич сразу насторожился.

– Вы поймите: я не имею права. Даже если она умерла. Это врачебная тайна. Да и зачем это вам?

Жанна с нажимом сказала:

– Поймите, Семен Васильевич, ее убили. Это было тщательно спланированное убийство. Вам все равно придется рассказать. Не нам, так полиции.

– Убили? – Психоаналитик беспомощно посмотрел на Игоря. Ангел огня пожал плечами.

– Кто-то знал о ее болезни. И воспользовался этим. Вы могли бы рассказать подробности? Что за приступы у нее были?

– Депрессивный психоз, – нехотя сказал психоаналитик. – Обычно такие заболевания передаются по наследству. Я долго расспрашивал ее о родственниках. Не было ли в роду душевнобольных, алкоголиков. Она категорически это отрицала. Но она отрицала все, в том числе и свою болезнь. С ней приходилось быть очень осторожным. Умнейшая была женщина! То есть она тонко чувствовала ложь. И моментально ловила человека на противоречиях. Стоило проявить любопытство, не как врачу, а как человеку (звезда ведь!), и она моментально замыкалась в себе. Сложная натура, одаренная. Знаете, это типично для людей такого склада. Такой тип называется астенический трудоголик. Человек буквально себя сжигает. Надо остановиться в какой-то момент, переждать, а она не могла. В работе было ее спасение. С одной стороны – это способ уйти из реального мира, который был ей в тягость. Но с другой, все это привело к истощению нервной системы. Крайняя степень. Любая мелочь выводила ее из равновесия. А если проблема оказывалась серьезной и не решалась мгновенно, она впадала в депрессию. Начинался приступ.

– И что с ней происходило в этот момент?

– Она чувствовала себя очень несчастной. Плакала, становилась очень мнительной во всем, что касалось ее здоровья. Чувствовала потребность мучить близких людей. Обвинять их во всех своих несчастьях. Но тем не менее остро в них нуждалась. В этот момент с ней надо было просто поговорить. Не оставлять ее одну. И когда Сабина стала ходить ко мне, ей сразу сделалось легче. Впрочем, Олег тоже неплохо с этим справлялся. Сабина почему-то верила, что именно он ее и спасет.

– А если в такой момент она пропустила бы ощутимый удар? – спросила Жанна. – Ну, как боксер на ринге. Один точный удар еще не нокаут, но если за ним последовал второй, потом третий… Что тогда?

– Тогда? – оживился вдруг Семен Васильевич. – Тогда провал. Срочное вмешательство врачей. Госпитализация, таблетки, уколы. Наблюдение. Но я не представляю себе, что бы это могло быть! Какие такие удары? Даже творческие неудачи не могли ее убить. Во всем, что касается творчества, она была непотопляема. Уверена в том, что все делает как надо. Ее уверенность в собственной гениальности была безгранична. Но если бы ее предал кто-то из близких… Знаете, талантливые люди беззащитны в мелочах. В быту. И очень доверчивы… Так как же ее убили? И кто?

– Близкий ей человек, – вздохнула Жанна. – Тот, кто знал об особенностях ее психики и воспользовался этим знанием. А как Олег Николаевич отреагировал на смерть Сабины? Я ведь понятия не имела, что они были так близки! Он же ни разу об этом не упоминал! А почему?

Семен Васильевич невольно поморщился.

– Его шантажировали. Какими-то фотографиями. Я так понял, что у Сабины было много денег. И семья всерьез верила в ее бредовые идеи… Словом, в то, что она раздаст эти деньги. Подарит, перечислит детскому дому. Это фантазии, одна из форм тирании – держать близких людей в полной финансовой зависимости. А кто-то решил, что это всерьез. И попросил Олега, чтобы он надавил на меня. Ведь совершенно понятно, что я не мог ему отказать, о чем бы он ни попросил.

– И чего он от вас хотел? – спросил Игорь. Жанна молчала, потому что начала понимать, как все случилось. Психоаналитик опять стал оправдываться:

– Да Олег был честнейшим человеком! Благороднейшим. Это все Лола. Лолита Георгиевна. Ну, зачем? Зачем он позволил ей сделать из себя подкаблучника? Ведь она бы ни за что не поверила, что те фотографии – фальшивка. Его семейная жизнь и так была не сладкой, а узнай Лола о его наклонностях, превратила бы ее в ад. Он очень мучился. С одной стороны, для Сабины Олег стал лучшим другом. Она ему не просто доверяла. Держалась за него. Правильно вы сказали, как за спасательный круг. Отпусти – и утонешь. И он не мог ее предать. С другой стороны, кто-то хотел, чтобы Олег надавил на меня и Сабину признали сумасшедшей. Упрятали в клинику. Он вроде бы и заговаривал об этом со мной, но потом сразу пугался. И тогда уже я спрашивал, не обратиться ли к кому-нибудь из коллег, не собрать ли консилиум… Словом, способы имелись. Она ведь и в самом деле была больна! Но Олег тут же пугался и начинал махать на меня руками: «Что ты, что ты, Семен Васильевич! Ты лучше меня знаешь, что она не сумасшедшая!» Это правда. Не настолько все было плохо. Но поступки человека, который немного не в себе, можно истолковать так, что ему необходимо срочное лечение. У Сабины странностей хватало. И если бы тот же Олег убедил ее в том, что надо лечь на обследование… При такой мнительности, как у Сабины… Знаете, надавив, из нее можно было сделать настоящую сумасшедшую! Олег страшно боялся соблазна. И вдруг с Сабиной случилось это несчастье, он, конечно, расстроился, но с другой стороны, вздохнул с облегчением. Знаете, что Олег мне тогда сказал?