Дочь тумана и костей - Лэйни Тейлор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давайте танцевать, — выпалила она, к удивлению своих друзей.
— Но… — начала Чиро.
— Послушайте. — Начался новый танец. — Это Фуриант, мой любимый.
Он не был ее любимым, но мог бы быть. Танцоры сформировали две линии, мужчины с одной стороны, женщины с другой, и, прежде чем Чиро и Нвелла смогли сказать хоть слово, Мадригал помчалась к женской линии, чувствуя пристальный взгляд Тьяго на своем затылке, подобный прикосновению когтей.
Она гадала, куда сейчас смотрят другие глаза — глаза ангела?
Фуриант начался быстрой кадрилью, и Чиро с Нвеллой поспешили присоединиться к танцующим. Мадригал танцевала с изяществом и улыбкой, не пропуская не единого такта. Но в танце кружилось только её тело, мысли же её витали где-то высоко, там, где порхали мотыльки-колибри, тысячами слетающиеся к фонарям, висевшим над головами; ей очень хотелось знать (сердце в груди бешено колотилось), куда подевался её ангел.
В узоре танца Фуриант никто не проигнорировал Мадригал, не подав ей руки (это было бы слишком очевидным пренебрежением), но было видно, как формально скованны партнеры, когда она переходила от одного к другому. Некоторые старались касаться её только кончиками пальцев, тогда как танец требовал крепкого сцепления рук.
Тьяго подошел ближе и стал наблюдать. Все сразу же это почувствовали и веселье танца тут же сошло на нет. Таковым было его влияние, но Мадригал понимала, что это была её вина — другим приходится расплачиваться за то, что она сбежала от него и попыталась спрятаться в толпе.
Как будто это было возможно — спрятаться от него.
Она просто тянула время, а Фуриант как нельзя лучше для этого подходил. Он длился добрых четверть часа с постоянной сменой партнеров. Мадригал двигалась от учтивого старшего солдата с носорожьим рогом к кентавру, от кентавра — к следующему партнеру — химере в маске дракона, имеющей высокую степень сходства с человеком, — который едва коснулся её, и каждое вращение она проплывала мимо Тьяго, не спускавшего с неё глаз. Когда следующий её партнер в маске тигра взял её за руку… он действительно взял её за руку. Он крепко сжал её ладонь в своей руке, одетой в перчатку. И Мадригал затрепетала от этого теплого прикосновения. Ей не нужно было смотреть в глаза партнера, она и так знала, кто это был.
Он всё еще здесь — так близко к Тьяго.
"Это какое-то безрассудство", подумала она, испытывая необычайное волнение от его прикосновения. Успокоив свое дыхание и сердцебиение, Мадригал сказала:
— Мне кажется костюм тигра тебе больше идет, нежели коня.
— Понятия не имею, о чем вы говорите, сударыня, — ответил он. — Это моя настоящая личина.
— Кто бы сомневался.
— Потому что было бы необычайной глупостью всё еще находиться здесь, если бы я был тем, кем, как вы думаете, я являюсь.
— Еще какой глупостью. Это бы означало, что ты ищешь смерти.
— Нет. — Сказал он очень серьезно. — Я как никогда хочу жить. Чтобы жить другой жизнью.
Жить другой жизнью.
"Ах, если бы её собственная жизнь и выбор (или отсутствие такового) не довлели над ней", подумала она.
— Хочешь стать одним из нас? Прости, но мы не принимаем новообращенных, — сказала она ровным голосом.
Он рассмеялся.
— Даже если бы и захотел, это не помогло бы. Мы намертво связанны одной жизнью, разве нет? Мы заложники одной общей войны.
На протяжении всей своей жизни Мадригал люто ненавидела серафимов и никогда не задумывалась над тем, что они живут такой же жизнью. То, что сказал ангел, было правдой. Они все были заложниками войны.
— Для нас нет другой жизни, — ответила она, а затем напряглась, потому что они оказались как раз рядом с Тьяго.
Ангел сжал её руку, совсем чуть-чуть, очень аккуратно, и это помогло ей выдержать взгляд генерала, пока танец не унес её дальше по кругу, и она смогла вздохнуть полной грудью.
— Ты должен уйти — тихо сказала она. — Если тебя разоблачат…
Ангел помолчал на несколько секунд, прежде чем так же тихо спросил,
— Ты же на самом деле не собираешься выходить за него?
— Я…я не знаю.
Он поднял её руку так, чтобы она могла покружиться под аркой из их рук — это была часть танца, но помешали её рост и рога, и им пришлось расцепить пальцы и вновь соединить их только после того, как она покружилась.
— А что здесь знать? — Спросил он. — Ты любишь его?
— Люблю?
Вопрос был настолько неожиданным, что Мадригал рассмеялась. Но быстро взяла себя в руки, не желая привлекать внимание Тьяго.
— Разве это смешной вопрос?
— Нет. — Ответила она. — Да.
Любит ли она Тьяго? Возможно. Как можно наверняка знать о таком?
— Что действительно смешно — это то, что ты первый, кто спросил меня об этом.
— Прости меня, — сказал серафим, — я не знал, что химеры заключают браки не по любви.
Мадригал подумала о своих родителях. Её воспоминания были туманными, покрытыми паутиной пройденных лет, а их лица размыты (узнала бы она их сейчас, если бы встретила?), но она помнила, как они любили друг друга, и какими трогательными казались.
— Мы женимся по любви. — Теперь она уже не смеялась. — Мои родители поженились по любви.
— Значит, ты — дитя любви. Это похоже на правду, ты создана для любви.
Она никогда не думала о себе в этом смысле, но когда он спросил об этом, вдруг осознала, что это наверняка здорово, быть созданной для любви. И ей стало невыносимо тоскливо от того, что она утратила, потеряв свою семью.
— А ты? Твои родители любили друг друга?
Она услышала, как задает этот вопрос и не могла поверить в ошеломляющую нереальность происходящего. Только что она спросила у серафима, любили ли его родители друг друга!
— Нет, — сказал он без всяких объяснений. — Но я надеюсь, что родители моих детей будут любить друг друга.
Он снова поднял её руку, чтобы она могла сделать круг, но её рожки опять помешали, поэтому им пришлось ненадолго разъединить руки. Мадригал укололи его слова и, оказавшись с ним лицом к лицу, она сказала в свою защиту:
— Любовь — это роскошь.
— Нет. Любовь — жизненная необходимость.
Жизненная необходимость. Как воздух для дыхания, как земля под ногами. От твердой уверенности в его голосе у неё по спине пробежали мурашки, но она не успела ответить. Они закончили свою часть танца, но она всё еще была растеряна его невероятным заявлением, когда он передавал её следующему партнеру, который был пьян и не произнес не звука, пока они танцевали.