Преступление доктора Паровозова - Алексей Моторов

И вот тогда я задергался. Они это просекли и давай наседать. Говорят, да чего тут думать, дело верняк, ты про Абхазию слыхал? Там казакам, которые сейчас против грузин воюют, всем дома отдали грузинские у моря, в три этажа, с садами да бассейнами, с «мерседесами» в гараже. Им теперь можно в хрен не дуть, а на одних мандаринах подняться, миллионерами стать.

В Приднестровье уважаемым человеком будешь, лайбу подгонят, дом будет, и не такая хибара, как здесь, а в два этажа, с большим огородом. Земля в тех краях такая — утром палку воткнешь, а уже вечером на ней яблоки поспевают. Ты хоть знаешь, до Черного моря оттуда на машине час-полтора хода всего? Это ж кайф какой, если каждый выходной можно с бабой на пляже валяться. Пока такая возможность есть, а потом ведь не будет. Лишь для начала подготовку надо пройти кой-какую — и вперед.

И так вдруг меня зацепило, что наконец я море увижу, ведь как ни соберусь, всякий раз за колючку меня отправляют. Я им и говорю, ништяк, согласен, только с бабой со своей нужно посоветоваться. Тут этот мутный пресс бабок достает и мне протягивает. Посоветуйся, чего ж не посоветоваться, вот тебе аванс, без расписки, бабки чистые, бери, не стесняйся, скоро найдем тебя, на подготовку повезем казацкую. Хорошо, киваю, везите. Атаман тогда засмеялся, мол, казаку не пристало это «хорошо». Казак должен «любо» отвечать. Привыкай, типа, помаленьку.

Два дня я со своей терки тер. Она мне — живем потихоньку, крыша есть над головой, огород, чего еще надо? Дочка подрастает, к Новому году второй должен родиться, а уж на пятом месяце была, куда нам ехать в такую даль, да еще все бросить? А мать как же? Она тут всю жизнь, с рождения, ее с места не сдвинешь. Там же все не свое, чужое. В чужом доме жить — как за покойником донашивать.

А я ей в ответ: да неужели не видишь, нет тут для нас никакой жизни, а мне в особенности. Половина дворов брошенными стоят, все в город подались, да и там не сахар. На огурцах и капусте двух детей не поднимешь. А если мне и правда новую ксиву выправят, не будет у меня моих судимостей, тогда и вернуться можно будет со временем, тогда я и здесь себе работу найду, слесарить или еще чего. Ты пойми, говорю, если выпасли меня, нашли, значит, спокойно жить нам не дадут.

А поживем в теплых краях, кости погреем, денег заработаем, может, и возвращаться передумаем. А матери твоей сначала денег посылать будем, а потом к себе заберем.

Короче, не успели мы дочку в школу отправить, во второй класс, как за мной приехали, собрался я, попрощался со всеми и отправился в путь-дорогу. Ехали, ехали, приехали в какой-то пионерлагерь бывший, куда полсотни таких же, как я, согнали. Атаман встретил, тот, что меня тогда агитировал, ксиву забрал, сказал, пока заныкает, показал, где шконка моя. Все типа меня казаки собрались — ни лошадь, ни шашки отродясь не видели. И сидельцев хватало, и вояк бывших, и тех, которых в их республиках черные стали прижимать. Всем шмотки выдали казацкие, кирзачи.

Лёне снова под вечер ввели омнопон. Сегодня в последний раз. Не хватало еще морфинистом его сделать, как бывает, например, в ожоговых отделениях, когда пациентов из-за страшных болей пичкают опиатами, и они выписываются с наркотической зависимостью. Такое нужно вовремя прекращать. Пару раз — и хватит. Видно, что на Леню омнопон действует как сыворотка правды, и я этим пользуюсь. Мне почему-то очень важно узнать, как он жил последние пятнадцать лет.

— Каждый день какие-то начальники приезжали, депутаты, атаманы. Базарили, как только казачество восстановится, тогда и во всей стране порядок будет. Что главные враги России в Кремле сидят и креста на них нету, лишь тем и занимаются, что родиной торгуют. Вот поэтому сейчас все чучмеки оборзели, оказывается, эти, которые в Кремле, по указке Америки специально чучмеков на русских людей натравливают, чтобы, когда они друг друга перемочат, потом на этом месте второй Израиль устроить.

Короче, неделю нам такую пургу несли, а мы «любо!» орали. Потом стали чины давать. Воякам бывшим, им сразу — кому есаула, кому сотника. Когда до меня очередь дошла, атаман со своими посовещался и говорит: «Хотели тебя урядником сделать, но вроде ты парень толковый, так и быть, хорунжим запишем». Наверно, думали, у меня от такого счастья в дупле защекочет.

Потом вояки какие-то нарисовались. Давай нас стрелять учить, ползать, окапываться. Пять минут ползаем — два часа курим. А так делать особо было нечего. Или дрыхнуть, или в стирки метать без интереса, или в нардишки. Шамовка там неплохая была, ничего сказать не могу.

Еще неделя прошла, вдруг шухер какой-то, грузовики пришли, нас давай собирать да по машинам распихивать. Я к атаману — что, уже в Приднестровье ехать? А он мне: да погоди, тут такое дело, может, мы в Москве сейчас нужнее будем, не дергайся. Так что десять минут на сборы, и по коням!

Пока он у грузовиков терся, я успел к нему в келью слазить, замок отжать, да ксиву мою тиснуть — как чувствовал, что потом могу и не успеть.

Ну, привезли нас в Москву, выгрузили. Повели к здоровой хибаре, я такой раньше и не видел, кругом за час не обойти. Объяснили, что это Белый дом, вот мы его охранять должны, но от кого охранять — непонятно. Народу полно, все гомонят, укрепления какие-то строят, митингуют, флаги кругом с серпом-молотом, кто Сталина портрет держит, кто с иконой, кто с гармошкой, у кого на рукаве нашивка вроде свастики фашистской. Я подивился было, но тут мне объяснили, что эти со свастикой — против жидов и чучмеков, а за русских они горой.

Нашу кодлу атаман подвел к какому-то полудурку губастому и говорит: прибыли, мол, Виктор Иванович! Тот с ним поручкался, на нас посмотрел и говорит: спасибо, дорогие товарищи, от меня лично и от всей нашей партии «Трудовая Россия», очень даже вовремя вы подоспели. Скоро мы себе вернем родину нашу советскую.

Взял матюгальник и объявил, что очередное подкрепление прибыло от приднестровского казачества, а все вокруг давай «ура!» кричать. Кто-то из наших стал атамана пытать: какого лешего нам столько втирали, что советская власть казаков под корень извела, если мы сейчас за нее впрягаться должны. Да нам при этой власти только срока навешивали. Но атаман объяснил, что это при Ленине такой беспредел творился, а нынче советская власть другая, она за казаков, да и за сидельцев.

Потом размещать повели, на довольствие поставили, показали, где нам стоять и в случае чего атаку отбивать. А я никак в толк не возьму и у атамана спрашиваю: а с кем воюем? Кто там на Москву напал? Китайцы или еще, может, кто? А он поясняет, что те, кто сейчас в Кремле сидят, самые для русского человека страшные враги, похлеще любого китайца. Ты походи вокруг, людей послушай, сразу все поймешь.

А я одно понял: все они там за разное стоят, но самый враг у них — Ельцин. Конституцию нарушил, всю власть себе по беспределу захапал, а сам под американскую дудку пляшет. Давай, что ли, закурим, доктор?

Интересно, если ему бороду сбрить, станет ли он больше похож на того Леньку, которого я знал когда-то? Что-то в нем главное изменилось, не могу сказать, что именно. Леньке в ту пору было лет двенадцать — тринадцать. Значит, ему еще и тридцати нет. Ленька считался легким, веселым, хитрым пацаном. А сейчас он — побитый жизнью урка, дела у которого идут весьма неудачно. В особенности последнее.