Крик - Николя Бёгле

Поскольку больше ничего не произошло, Сара осмотрела боковые стенки аппарата, затем заднюю панель. Кабель питания был подключен к розетке в стене, еще два провода свисали со стола, на котором стоял прибор. С одного конца у каждого провода был штекер, с другого – круглая тонкая пластинка, предназначенная, судя по всему, для закрепления на коже подопытного. Вытаскивая провода, зажатые днищем устройства, Сара краем глаза заметила на полу какой-то предмет.

Кристофер тем временем пролистывал книги, брошенные учеными в библиотеке. Он надеялся, что таким образом удастся прояснить суть экспериментов, которые отец со своей исследовательской командой проводил над Лазарем и его собратьями по несчастью. Начал с того, что казалось самым простым, – со схемы человеческого головного мозга в поперечном разрезе.

На схеме были обозначены три зоны. Внешняя часть, примыкающая к костям, несла название «неокортекс», внутри ее находился «лимбический мозг», а в глубине черепной коробки самый маленький участок у начала спинного мозга был подписан так: «рептильный мозг».

Кристофер перевернул закатанный в пластик лист – на обратной стороне была вкратце изложена теория Пола Маклина, опубликованная в 1969 году.

Американский нейробиолог утверждал, что в процессе эволюции головной мозг человека сформировался не единовременно, а поэтапно и стал результатом наложения одного на другой трех слоев, произошедшего за миллионы лет.

Глубинный слой, то есть ствол головного мозга, – самый древний. Он появился у рептилий и отвечает за рефлексы и примитивные эмоции, в том числе за дыхание, сердцебиение, размножение, боль, страх и так далее – за все, что обеспечивает функционирование и выживание организма. Этот фрагмент текста был обведен такой же очень жирной линией, что и слова «рептильный мозг» на лицевой стороне листа.

Далее Маклин описывал лимбический мозг, ответственный в первую очередь за память, и, наконец, неокортекс, обеспечивший человеку речь, логическое мышление – в общем, то, что входит в понятие «интеллект».

Кристофер уже взялся за книгу по нейробиологии, когда в библиотеку ворвалась Сара:

– Дальше по коридору – операционная, и я нашла там две вещи, которые могут нас заинтересовать: какой-то измерительный аппарат, но мне не удалось с ним разобраться, и вот это… – Она показала старый диктофон. – Валялся на полу.

– Скажи мне, что внутри есть кассета и он еще работает! – взмолился Кристофер.

– Кассета есть, но я не пробовала включать – подумала, мы должны сделать это вместе. Готов?

Она нажала на кнопку «play» – и, как можно было ожидать, ничего не произошло. Тогда Сара достала из диктофона батарейки, отвинтила крышку с фонарика и сравнила новые батарейки со старыми по размеру – они оказались одинаковыми. Кристофер подошел ближе, чтобы ничего не упустить. Сара вставила новые батарейки в диктофон и опять нажала на «play». Как только раздались шелест и треск, она быстро выключила воспроизведение.

– Что ты делаешь?! – возмутился Кристофер.

– Слышал треск? Это значит, что пленка замялась и может порваться.

– Дай мне!

Сара опустила руку с диктофоном.

– Нет. Нужно разгладить пленку и перемотать ее вручную. Судя по всему, кассета рассчитана на много часов записи – значит, магнитная лента длинная и придется повозиться. Действовать надо осторожно, а ты сейчас, я думаю, не в состоянии проявить терпение…

– Ты права.

Сара поднялась наверх, на первый этаж барака, отыскала в ящике с инструментами отвертку и вернулась в библиотеку. Там, усевшись за стол, она вскрыла корпус кассеты и сняла верхнюю крышку.

Кристофер, расположившись на полу и разложив вокруг себя книги, с интересом листал учебник по нейробиологии. Текст оказался сложным, узкоспециальным, изобилующим научной терминологией, и вскоре журналист со вздохом отложил книгу, решив вернуться к ней позже, а пока взяться за «Викингов». К счастью, в этой монографии оказались подчеркнутыми отдельные абзацы, и все они имели отношение к особенностям подготовки скандинавских воинов. По словам автора, викинги с самого раннего детства внушали мальчикам, что страх – это слабость, причем опасная, а вовсе не естественная для человека реакция, помогающая сохранить жизнь. Подобные наставления, а также изматывающие тренировки и побои превращали юных викингов в настоящие боевые машины. Закрывая эту книгу, Кристофер уже начинал понимать, в какой области лежали исследовательские интересы отца.

Сара тем временем, сидя за столом, медленно и кропотливо, с хирургической точностью совершала операцию по восстановлению пленки, которая оказалась запутанной и измятой сильнее, чем ожидалось, – видимо, поэтому диктофон и бросили здесь, решив, что он сломан. Она нашла в ящике стола карандаш и расправляла магнитную ленту с его помощью, чтобы не заляпать поверхность пальцами. Когда с этим будет покончено, настанет пора второго этапа операции – нужно будет надеть бобину на карандаш и смотать пленку.

Вздохнув, Кристофер помассировал затылок и взглянул на циферблат: Лазарь должен был позвонить через четыре часа тридцать минут.

– Сара, как там у тебя дела?

Она подняла голову, тоже позволив себе минутный отдых. Дела были хуже некуда – Сара боялась, что все-таки не удастся намотать магнитную ленту обратно на бобину без разрывов.

– Мне нужно еще немного времени, – ограничилась она ответом. – А ты что-нибудь нашел?

– Ну, кое-что уже вырисовывается, но надо еще почитать.

Кристофер открыл «Голую обезьяну» зоолога Десмонда Морриса и удивился, обнаружив, что в этой книге подчеркнут всего один фрагмент текста. В нем говорилось, что некоторые человеческие фобии – например, боязнь пауков или змей – берут начало на ранних этапах эволюции, потому что универсальны для всего человечества. Иными словами, эти фобии – наследие наших древнейших предков, которые еще не были людьми.

Подозрения Кристофера о целях и задачах отца пока что лишь подтверждались. Он отложил «Голую обезьяну» и взялся за очередную книгу – сборник документальных свидетельств о самых страшных моментах, пережитых солдатами, участвовавшими в войне 1914–1918 годов. Здесь не было никаких подчеркиваний, и пришлось прочитать томик по диагонали от начала до конца. На это у Кристофера ушел почти час, но, когда он закрыл книгу, его сердце билось быстрее обычного.

Прежде чем поделиться своими выводами с Сарой, он решил убедиться, что ничего не упустил, и все-таки пролистал на всякий случай две биографии – Марии-Антуанетты и Томаса Мора. Итогом был победный возглас. В каждой из двух книг отец или кто-то из его коллег отметил страницы, на которых рассказывалось, какой ужас испытывали эти исторические личности перед казнью – сохранились свидетельства, что и низложенная королева Франции, и английский философ сделались седыми за одну ночь в тюрьме.

Кристофер захлопнул последнюю книжку и повернулся к Саре: