Семья Зитаров, том 2 - Вилис Тенисович Лацис

наверху в маленькой комнатке сидит мельник Кланьгис и любезничает с Эльзой, пощипывая ее за бока. Он любит ущипнуть женщину, ведь этот пожилой холостяк никогда еще не был женат.

Квартира трактирщика приняла довольно жалкий вид, точно тут пронеслась тропическая буря. Анна всхлипывала. А Мартын грозился не оставить так этого бесчестья. Слишком сильно он не мог сердиться: ведь у него больное сердце. Поэтому он негодовал тихо.

— Пусть Эльза не шляется сюда так часто! — заявил Мартын жене. — Я не собираюсь в своем доме устраивать приют. А Янка для рыбной ловли пусть надевает старые сапоги. И не подсовывай ты ему так много мяса — морда у него без того начинает лосниться, а сам он становится все ленивее.

Он кусал того, кто доступнее, жалил маленьким, но болезненным жалом. И получал некоторое удовлетворение.

А затем пришлось принести с чердака кое-что из старого хлама, ибо квартира, как и природа, не терпит пустоты. Пыль, мышиный помет, кое-что отбито, отломано, поцарапано, запах плесени и паутина повсюду. О, что теперь скажет Миците! Приедет она домой на рождественские каникулы и не узнает своего милого гнездышка.

Так Эрнест стал хозяином в Зитарах.

Глава вторая

1

Мартын считал, что в большом хозяйстве лишняя статья дохода никогда не помешает. Если человеку принадлежат лавка, трактир, несколько парусников и земля, то с таким же успехом он может иметь сети и стать пайщиком невода. Разумеется, сам он не поедет в море и не станет мочить руки в соленой морской воде, особенно зимой, когда она такая студеная. А кому на своей шкуре не приходится испытывать трудности морского лова, тот мало заботится о тех, кто цедит сетями морскую пучину. Какое ему дело, что его батрак — сын брата. Он все равно не позволит ему носить дорогостоящие высокие сапоги и гноить полушубок, сшитый в позапрошлом году. Нет, милый мой, у нас есть другая пара сапог. Правда, они протекают, как сито, но ты можешь заткнуть дыры паклей и обернуть ноги соломой. А из одежды у нас еще найдется какой-нибудь измазанный варом свитер, штаны в смоляных пятнах и изъеденная мышами ватная тужурка. Носи на здоровье и не говори, что дядя тебя голым посылает на работу. Барином ты никогда не был и не будешь.

Но Янка и не думал жаловаться. Правда, он выглядел немного странно, когда надел старые, покоробившиеся сапоги «гармошкой», изношенную дядину тужурку, пропахшую насквозь тухлой рыбой и пеструю от многочисленных комочков ваты, вылезавших из всех дыр. Но зато ему дали настоящую рыбацкую зимнюю шапку из черной юфти, обшитую плюшем. Эта шапка однажды упала в квашню, и плюшевая отделка была запачкана тестом. Теперь тесто крепко присохло к ворсу, и никакими силами его невозможно было отскоблить.

В первое утро Янка пришел на взморье громоздким и неуклюжим, Мартын объяснил компаньонам по рыбной ловле, кто это такой, и оставил его в распоряжении штурмана. Их теперь было трое — Янка, Рудис Сеглинь, возвратившийся осенью с военной службы, и старый Витынь. Рыбачили сетями для салаки и кильки, иногда закидывали на окуня и сырть. Кильку в свежем виде отправляли в Ригу, а салаку коптили у Витыня. Расчетами и торговлей ведал Мартын.

В тяжелой морской лодке выезжали они утром в море, закидывали сухие сети и вытаскивали заброшенные накануне. Намокшие, покрытые испариной от тяжелой работы, Янка и Рудис садились на весла и гребли домой. Весла покрывались льдом, мокрая одежда стояла колом, а распухшие от холода руки делались красными, толстыми, онемевшие пальцы не гнулись. Старый Витынь — сухой, замученный ревматизмом человек — сидел за рулем.

На берегу их ожидали приемщицы рыбы. Янка и Рудис сначала выполаскивали и развешивали сети, потом сносили салаку в коптильню, а вечером, когда Янка возвращался домой, он еще колол дрова, носил воду на кухню и кое в чем помогал хозяйке. Работы всегда было достаточно. И тем не менее Мартын не стеснялся рассказывать соседям, что только из жалости держит у себя племянника.

Янка ел с батраками и спал в маленькой каморке за кухней. Когда все дела были закончены, он запирался там, развешивал мокрую одежду у печки и несколько часов писал. Никто им особенно не интересовался, и это было хорошо. Он приводил в порядок свои прежние стихи, собирался написать несколько коротеньких рассказов и попытать счастья в каком-нибудь журнале или газете. Сравнивая то, что он писал, с теми произведениями, которые появлялись в печати, он чувствовал, как в нем рождается смелость и уверенность. Если могут они, смогу и я!

Это была трудная, но здоровая жизнь. За несколько недель на лицо Янки вернулся румянец, мускулы приобрели упругость, накапливалась сила. Что за беда, если дядя Мартын все время посматривает на тебя свысока и всячески старается унизить, подчеркнуть существующую границу? Иногда он высмеивает тебя в присутствии всех работников, а если ты чего-нибудь не знаешь, не удержится от ехидного замечания:

— Ну что с него можно требовать — в лесу рос.

И изо дня в день ты должен выслушивать восхваления Миците, которая приедет домой на рождество. Тогда-то ты увидишь, какая ты пылинка по сравнению с ней.

Только жена трактирщика обходится с тобой ласковее. Изредка, тайком от мужа, она приносит в твою каморку лакомый кусочек со своего стола, проверяет состояние твоих носков и расспрашивает о жизни на чужбине. Иногда она даже прослезится. Но тебе хорошо и так, как оно есть. Ты работаешь и мечтаешь днем на море, а ночью в своей каморке. И то, что сейчас происходит, не кажется тебе настоящей жизнью. Нет, это только прелюдия к будущим событиям. Тогда и ты будешь жить. Теперь ты только думаешь об этом и иногда вспоминаешь одну девушку, которую обещал навестить на троицу. Что тебе еще нужно? За дюнами шумит море, за стеной гудит скопище пьяниц, и продрогшие лошади грызут в конюшне столб. А ты мечтаешь и смотришь поверх всего этого вдаль.

Подошло рождество.

В сочельник утром Янка вышел в море раньше обычного. Рыбаки хотели поскорее вытащить сети и обработать улов, чтобы с честью встретить канун праздника. Пожилых интересовала баня, молодым хотелось успеть сходить к парикмахеру, а потом в церковь на елку. Рудис всю неделю толковал о вечеринке во второй день праздника и допытывался у Янки, пойдет ли он. Там соберутся все друзья детства, и сибиряк сможет сразу всех повидать. Янке, конечно, хотелось посмотреть на друзей детства и показать здешним девушкам и парням,