Счастливо оставаться! - Татьяна Булатова

– А за моих ты щас получишь! – заговорила Маруся на каком-то непривычном для себя наречии.

– Нет! – без тени сомнения изрекла маленькая и беленькая.

– Да-а-а, – грозно подтвердила Машка свою решимость отстоять право семьи Мальцевых на долгое безоблачное существование.

Оля-Лиза ничего не ответила и просто отрицательно замотала головой. Никакая дружба не могла заставить Лизу Истомину поступиться своими жизненными принципами и убеждениями. Машка, видя столь последовательное сопротивление со стороны малолетней подруги, рассвирепела и как будто нечаянно пнула девочку по спичечной ножке. Оля-Лиза подняла на Марусю свои холодные голубые глаза и тихо произнесла:

– Ты тоже.

– Я-а-а-а? – возопила жизнерадостная Машка.

Маленькая и беленькая скорбно кивнула.

– А тебя Сталин утащит! – пообещала Маруся Мальцева и завыла могильным голосом: – Когда наступает ночь, Сталин встает из гроба и ищет маленьких девочек.

Оля-Лиза равнодушно взирала на подругу.

– Но не все-е-ех, – продолжала завывать сказочница. – Только Оль. И маленьких, как ты. Он их сначала ду-у-ушит, – просто смакуя, вещала Машка. – А потом пьет кровь и выкалывает глаза. Голубы-ы-ы-е! – с особым удовольствием добавила Маруся.

Лиза Истомина поджала бледные губы и заинтересованно посмотрела на преобразившуюся подругу. В глазах маленькой и беленькой обозначилось профессиональное уважение.

– И вот се-во-о-о-одня такая ночь, когда Ста-а-алин встает из гроба, чтобы найти и… – Оля-Лиза вздрогнула, – уби-и-и-ть! Но-о-очью! Се-во-о-о-одня! – заорала Машка и ткнула пальцем в симпатичные вишенки на футболке сивиллы.

Оля-Лиза старательно зажмурилась и заткнула руками уши. Маруся приосанилась и по-хозяйски развела ручки младшей Истоминой.

– Слу-у-ушай меня-а-а! – прокричала она в уши бедному ребенку. – Ни-ког-да-а-а! Ни-ког-да! Не говори про сме-е-ерть! А то Ста-а-алин вста-а-анет и…

Оля-Лиза заплакала навзрыд, что привело Машку в абсолютно блаженное состояние, и она снисходительно погладила пятилетнюю девочку по кудрявой голове:

– Ну что ты плачешь-то, дуреха? Страшно, что ли? Не бойся!

Маленькая-беленькая от ужаса закрыла лицо руками и уткнулась в коленки старшей подруги.

– Не плачь! – радостно успокаивала ее та. – Ты же не Оля. Ты – Лиза. Хорошая, добрая девочка. Как говорит моя мама, ангел божий. Не плачь… Ты не умрешь! Ни-ког-да! – шапкозакидательски пообещала мучительница, чувствуя в себе силы необъятные.

Оля-Лиза всхлипывала, но уже явно с меньшей интенсивностью, чем пару минут тому назад. Давно Машка не чувствовала себя так замечательно! Так полноценно: и фанта в животе, и заклятая вещунья на коленях, и родители, блуждающие по аллеям счастья на расстоянии вытянутой руки. И еще это был последний день, который Маруся должна была провести в новоафонском пансионате «У монастыря», потому что завтра – домой. А значит, по заведенной в семье традиции, никакого сна после обеда, сплошные дела и разные там делишки. Поэтому надо сдать ребенка на руки его родителям и наконец-то приступить к сборам. Главное – не пропустить. Вот и вскакивала Машка Мальцева со своего места, боясь пропустить семью Истоминых, призванную освободить ее от затянувшейся опеки над этой маленькой и беленькой, кудрявенькой и голубоглазенькой, противной и надоедливой в своих капризах Елизаветы Константиновны.

Ждать пришлось целую вечность. Пока те вышли из столовой, пока поговорили о том о сем с окликнувшими их отдыхающими, пока добрели до детской площадки, Олю-Лизу сморило – она мирно заснула в Машкиных коленках, добросовестно омытых слезами. Маруся имела уважение к спящим людям, поэтому замерла и терпеливо ожидала, пока чета Истоминых приступит к выполнению своих родительских обязанностей.

Фьяметта, увидев призывно размахивающую руками девочку, поспешила к качелям, ставшим импровизированной колыбелью.

– Что же ты молчишь? Сидишь и молчишь? А если б я другой дорогой пошла? – прошептала она Машке.

– Так она же спит, – зашипела Маруся в ответ. – Как я орать-то буду? Разбудишь ведь.

Подошел Истомин. Увидев спящего ангела, широко улыбнулся и взгромоздился на скрипучие качели, дабы принять его в свои руки. В момент совершения передачи Оля-Лиза открыла глаза и тут же снова уснула, не теряя времени на распознавание лиц. Маленькую-беленькую унесли, а Мария Викторовна Мальцева наконец-то вылезла из своего убежища и бросилась искать исчезнувших из виду собственных родителей.

– Где их черт носит?! – возмущалась уставшая от ответственности за братьев наших меньших девочка. – Неужели нельзя поинтересоваться: «Где же наша Маша? Не пропала ли она? Не ушла ли на море или с каким-нибудь неизвестным мужчиной?» Нет, пожалуйста, ухом не ведут. Где ребенок? Никого не интересует.

Положим, последнее утверждение было совершенно необоснованным. Мальцевы, стоя на пансионатском крыльце, вполне заинтересованно наблюдали за своей дочерью.

– Зачем ты сказала Машке, что я на каком-то чертовом корабле? – как бы в сторону произнес Виктор.

– А что я должна была сказать? Что ты в номере у Истоминых? Спишь на кровати Фьяметты?

– Перестань ее так называть. Оксана – достойная женщина. Это она тебе сказала, что я у них?

– Она, – подтвердила Тамара.

– А ты?

– Что – я?

– Ты же могла меня забрать домой?

– Зачем?

– Затем, что я – твой муж, – напомнил Мальцев.

– Я помню.

– Тогда почему обо мне позаботилась другая женщина?

– Потому что ей нравится заботиться о других.

– По-моему, это называется великодушие.

– Да назови это как угодно!

– Томочка, – Виктор прищурился. – А ты ведь меня кинула, дорогая.

– А что ты так возмущаешься, Витенька? Не выкинула же!

– И что? Тебе хорошо?

– Мне хорошо, потому что хорошо моей дочери, верящей в то, что ее отец исполняет свой гражданский долг на территории дружественной нам Абхазии. Потом она опишет это в своем сочинении «Как я провел лето».

– То есть я сволочь, испортившая тебе последний день пребывания на отдыхе?

– У тебя гигантомания, Витя. Мой отдых в первую очередь зависит от моего внутреннего настроя, во вторую – от Машки и только в третью – от тебя. В третью – самую незначительную.

– А вот Оксана на первое место поставила бы мужа, а потом уже…

– …

– Господи! – психанул Мальцев. – Да я бы на седьмом небе был от счастья, если бы меня поставили на первое место.

– После Машки? – уточнила супруга.

– Да хотя бы после Машки.

– Так ты на нем и стоишь, – хихикнула Тамара и хлопнула мужа по плечу. – Пить надо меньше, человек мой дорогой! Ибо… – повисла пауза, – ибо… ибо… Ма-а-ашка! – заорала Мальцева и, как девочка, спрыгнула с крыльца вниз.