Осколок в голове - Сергей Бакшеев

Формально, конечно, старший сержант Федорчук был прав. Нападение на сотрудника милиции, завладение его оружием и так далее, и тому подобное. Любой следователь, если понадобится, раскрутит на полную катушку. А сержант оказался нормальным мужиком, не стал мстить. Запер, утихомирил. Завтра на свежую голову можно и разобраться.

Только вот чересчур легкомысленно он отнесся к словам Тихона о найденном захоронении. Мимо ушей пропустил. А там есть над чем подумать. Останки четырех человек! Неужели это все дело рук колдуна? И зачем? Бр-р-р! Дрожь берет, когда вспомнишь зловещее лицо с изуродованным носом. А как докажешь? Колдун съехал. Теперь и место, где его юрта стояла, точно не определишь. Да и что это доказывает? Поставил где придется, надоело – переехал. Одно слово – кочевник.

Хорошо хоть успел рассказать Карасько о находке. Тот отнесся серьезно. Завтра вместе подумаем, как изобличить колдуна-убийцу. А ведь с ним Мурат живет. Возможно, парень что-то знает? Только захочет ли свидетельствовать против деда?

Размышления Заколова прервал резкий стук в стекло. Уже давно стемнело. Черный прямоугольник окна притаился за белыми квадратиками решетки. Тихон взглянул на часы – полвторого ночи. Кто бы это мог быть?

Неизвестность и темнота пугала. Заколов выключил свет. Теперь ситуация изменилась. Снаружи стало чуть светлее, чем внутри, и в сером прямоугольнике проявился черный силуэт.

Стук повторился, на этот раз более сдержанный, чем прежде.

– Тихон, ты здесь? – услышал Заколов сдавленный голос. – Это я, Мурат.

Тихон подошел к окну. Он хорошо различил Мурата. Тот был взволнован, нервно озирался и сипел:

– Тихон. Это Мурат!

– Слышу я, слышу, – отозвался Заколов и прильнул к решетке.

– Я только недавно узнал, что ты заперт, – сказал Мурат, словно оправдываясь. – Представляешь, я ее убил!

– Кого? – встревожился Тихон и отшатнулся от окна.

– Два раза в голову выстрелил. Она долго хрипела.

– Кого… ты убил? – еле выдавил Тихон.

В его голове промелькнули женские образы, которые он видел здесь, но всех заслонили по-детски распахнутые глаза Лили, лукаво блестящие под пружинками кудряшек.

– Кого? – испуганно повторил он.

– Как кого? Шиху!

Заколов не сразу понял, о ком идет речь, настолько сильным была его тревога о девушке.

– Зачем? – справившись с волнением, спросил Тихон. Он ясно вспомнил, как губки голодного малыша чмокали под животом белогорбой верблюдицы.

– Она во всем виновата!

– В чем? Объясни подробнее, – Тихон пытался говорить то через одну ячейку решетки, то через другую, будто от этого что-то могло измениться.

– От нее все зло!

– Почему?

– Мне дед рассказал, – веско произнес Мурат и потупился.

– Про что? – Тихон замер в напряжении.

– Про тайник! Он решил, что ты про него знаешь, и поэтому тебе грозит опасность.

Мысли Заколова смешались:

– Подожди, какая опасность? Дед намерен признаться?

– Он многое мне рассказал, и я… я не знаю, что делать.

– Все очень серьезно, – заговорил Заколов и потряс решетку. – Черт! Эта решетка! Можешь открыть дверь?

– Попробую. Я знаю, что у секретарши должны быть ключи от всех кабинетов на случай пожара.

– Только свет не включай. Не будем привлекать внимания.

– Угу, – согласился Мурат и направился в обход длинного здания. Его размытая тень скользнула по окну.

Главный вход располагался с другой стороны. Очень скоро в замочной скважине неприятно заскрежетал ключ.

Тихон удивился, что Мурат успел так быстро пробраться в правление.

– Ну? Получается? – нетерпеливо спрашивал Тихон.

– Угу, – ответили снаружи.

Щелчки внутри замка стихли, тяжелая дверь медленно отворилась. Тихон радостно шагнул в темный коридор.

В следующий момент голова разорвалась взрывом боли, в глазах вспыхнул ярко-красный сгусток пламени, тело безвольно обмякло. Густая мертвая темень как черная дыра медленно поглотила свет и звуки.

Очнулся Заколов от зуда в носу. Голова равномерно билась обо что-то мягкое и теплое, жесткие пахучие щетинки настойчиво толкались в глаза и ноздри. Тихон попытался устранить неприятную щекотку, но руки оказались связанными за спиной. Полноценного чихания тоже не получилось, во рту торчала противная тряпка, набухшая от слюны.

Заколов с трудом сообразил, что его тело перекинуто через спину верблюда. Отяжелевшая голова в такт шагам животного тыкалась в один шерстяной бок, ноги в другой. Рядом слышался тихий разговор на казахском языке.

Мурат! Тихону показалось, что он слышит именно его голос. Как же наивно он доверился ему! Теперь очевидно, что Мурат заодно с дедом-колдуном.

– Шайтан задери эту ленивую скотину! – неожиданно выругался на русском один из говоривших. – Почему мы не поехали на машине?

Казахи часто, особенно когда требовалось выругаться, незаметно для себя переходили на русский язык.

– Машину слышно и видно, а лишние глаза и уши нам сейчас не нужны, – спокойно разъяснил второй собеседник.

Когда путники заговорили по-русски, Тихон узнал голоса. Первый принадлежал водителю Ильясу а второй – председателю колхоза Шакенову. Теперь Заколов понял, что спутал голос Ахана Шакенова с голосом Мурата. У отца и сына, как часто бывает, интонации были одинаковые.

Тихон повернул голову. В ночной темноте он различил фигуру Ильяса, который вел за поводья верблюда. Шаги Шакенова слышались с другой стороны животного.

– А что с Муратом будем делать? – осторожно поинтересовался Ильяс, повернув лицо к собеседнику.

– Отправлю его к родственникам, подальше, – после долгого раздумья тяжело произнес Ахан. – Пусть успокоится.

– А вдруг он проговорится?

– Он мой сын, он будет молчать!

– Ненадежный он, – усомнился Ильяс и вновь уткнул взор под ноги. Некоторое время слышался лишь мягкий хруст шагов по песку да редкий храп верблюда. – А студенты все съехали?

– Да. Я срочно вызвал медслужбу они проверили воду и пригнали автобусы. У некоторых уже проявились признаки дизентерии. Дрищут!

– Правильной водицы я им в бочку подлил, – захихикал Ильяс. – Я видел их кислые поносные рожи, когда привез туда преподавателя.

«Вот так дела! – задумался Тихон. – В лагере уже никого нет! Куда же они меня везут? Да еще тайно, ночью!» Ни одна из версий не внушала даже малейшего оптимизма. Он расслабил уставшую шею. Густые шерстинки вновь ткнулись в нос, Тихон не выдержал и дважды чихнул сквозь ноздри.

Ильяс обернулся: