Dominium Mundi. Властитель мира - Франсуа Баранже

– Нет, никого, – через силу ответил он.

– А что говорит полиция? – спросил дядя.

– Полиция не говорит ничего, поскольку самого места больше не существует.

– Как это?

– Сегодня ночью, найдя тайник, я все рассказал своему другу, который, думая защитить меня от меня самого, пошел и оповестил полицию. Утром нас отвезли на место, и дознаватель, которому было поручено дело Вивианы, потребовал, чтобы я показал, что же именно обнаружил.

– И?..

– И разумеется, тайник исчез. Все было переделано так, чтобы казалось, будто здесь никогда ничего и не было, кроме технических коммуникаций!

– Вот тут-то ты и отличился, достав оружие и выстрелив в стену, – прокомментировал Боэмунд.

– Я… хм… вспылил. К тому же я думал, что вход просто замаскировали. Разрушив перегородку, я, возможно, сделал бы тайное явным. Но мне не повезло: они убрали все подчистую.

– Вот дьявол! – воскликнул Годфруа. – Всего за несколько часов уничтожить напрочь место вроде того, что вы описали, – та еще задачка.

– Мессир Годфруа, можете мне поверить. Я знаю, что я видел, и мне нет никакого смысла выдумывать подобную историю. Для меня все было бы проще, если бы с Вивианой и правда произошел несчастный случай.

Как если бы услышанного ему было довольно, фламандский сеньор поставил бокал и поднялся:

– Даже если в такую историю сложно поверить, я нисколько не сомневаюсь ни в вашей искренности, ни в благородстве ваших побуждений. А сейчас, господа, я вынужден откланяться. Мы еще вернемся к этой теме. До тех пор, Танкред, постарайтесь сдерживать свои эмоции. Пусть ваши страсти кипят только на поле боя, там, где они творят чудеса. – И, обращаясь к Боэмунду, добавил: – Дорогой друг, не думаю, что нам представится случай повидаться до фазы холодного сна, раз уж она начинается завтра утром. А потому желаю вам благополучно преодолеть эти десять месяцев стазиса!

– Примите и от меня те же пожелания, дорогой Годфруа, – ответил Боэмунд, дружески хлопая его по спине и провожая до двери.

Посмотрев на эту парочку, Танкред подумал, что они похожи на двух давних друзей. Трудно поверить, что еще полтора года назад между ними была серьезная распря. Словно прочитав его мысли, воротившись в гостиную, Боэмунд сказал:

– Несмотря на ссору, которая в свое время нас развела, должен признать, что Годфруа Бульонский мне нравится. Он великодушен, но при этом вовсе не тот блаженный идеалист, каким я его раньше считал… И он дьявольски хороший солдат, что, с моей точки зрения, самое важное, – добавил он с улыбкой. – Если в один прекрасный день тебе потребуется его помощь, думаю, ты ее получишь. – Он устроился в кресле напротив племянника и серьезно посмотрел на него. – Танкред, есть еще кое-что, о чем нам следует поговорить.

Тот остался спокоен, но по его взгляду было понятно, что он знает, чего ожидать.

– Сегодня меня ждал еще один неприятный сюрприз: как выяснилось, ты принадлежишь к ордену тамплиеров.

Он сделал паузу. Танкред молчал.

– Это правда?

– Да. Они вышли на меня после кампании в Сурате.

– Так давно? Почему ты мне ничего не сказал?

– Я знаю, что вы не питаете к ним теплых чувств, и потом, для членов ордена тайна часто предпочтительней.

– Дело не в моих теплых чувствах. Мне не нравится их концепция веры и их критическое отношение к папе. Это только ослабляет НХИ!

– Тамплиеры не критикуют папу, скорее они критикуют его политику или выбор военных целей, – несколько механически, как затверженный урок, ответил Танкред.

Услышав нечто столь догматическое из уст собственного племянника, Боэмунд немедленно впал в раздражение:

– Да не критика папы меня смущает. Я уважаю святейшего отца, потому что он глава христианского мира, но отнюдь не принадлежу к блеющим святошам, возглашающим «аминь» после каждого его слова. – Он невольно повысил тон. – Если Храм вызывает у меня недоверие, то исключительно потому, что руководители ордена преследуют единственную цель: занять место Урбана! Их интересует только власть, а аргумент ортодоксальности служит лишь жалким предлогом.

– Сегодня орден Храма занимает достаточно прочное положение, чтобы служить эффективным противовесом, когда речь заходит об аморальных действиях коррупционеров, к советам которых прислушивается папа, и именно это беспокоит высшее духовенство! Вера тамплиеров чиста и незапятнанна!

Боэмунд хотел было возразить, но передумал. Повисло тяжелое молчание. Хотя Танкред и пожалел, что заговорил таким доктринерским языком, тон дяди его рассердил. Где он был, его дядя, когда Танкреду так нужна была поддержка после кампании в Сурате? Тамплиеры подали ему костыль, когда он захромал, и за это он испытывал к ним благодарность. Тем не менее он был не настолько наивен, чтобы не понимать, что, по сути, Боэмунд прав: вполне вероятно, что руководителей ордена не интересует ничего, кроме власти.

Сделав глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, Боэмунд сказал:

– Чистота веры – опасное понятие и требует осторожного обращения. Оно легко может выйти из-под контроля.

– Вы и не представляете, насколько правы. В девяностом, после трагедии в Сурате, я потерял почву под ногами. Я внезапно осознал, что был не орудием воли Божьей, как нам внушали в школе, а простым инструментом военной политики Ватикана. Тамплиеры – единственные, кто сумел тогда до меня достучаться. Только благодаря им мне удалось привести мысли в порядок. Во всяком случае, поначалу…

Боэмунд опустил голову:

– Слушая тебя, я осознаю, что не выполнил свой долг наставника. Это я подтолкнул тебя к выбору военной карьеры, но не смог дать тебе добрый совет в момент, когда ты больше всего в нем нуждался. – Он встал и пересел ближе к племяннику, потом положил ему руку на плечо. – Не будем ссориться из-за политики. Ты сделал свой выбор, и в конечном счете не мне его оспаривать. И все же прими один совет от старого дядюшки.

Сделав усилие, чтобы вернуть себе самообладание, Танкред кивнул в знак согласия.

– На данный момент благодаря опасениям, которые внушает твой орден в высших сферах, ты избежал наказания, но это только первый раунд. Петр Пустынник не будет вечно терпеть, что какой-то простой лейтенант бросает вызов его власти. Понимаешь? С сегодняшнего дня ты должен вести себя так, чтобы комар носа не подточил, если не хочешь, чтобы на тебя обрушились анафемы всех святых.

– Да, конечно же, я понимаю. Я знаю, что не должен был выходить из себя. Постараюсь, чтобы на некоторое время обо мне забыли.

– В добрый час! Большего я и не прошу.

Увидев наконец дядюшку в привычном расположении духа – жизнерадостным и искренним, – Танкред выдавил улыбку. Рано или поздно Боэмунд все равно узнал бы о его принадлежности к храмовникам, это было неизбежно, и при мысли, что все уже позади, он испытал облегчение. Между прочим, дядя проявил относительную сдержанность в своей реакции, и Танкред был ему за это признателен. Он решил, что пора сменить тему.