Последняя битва - Кертис Джоблинг

– А где его армия? – спросил Черное Сердце.

– Возможно, прячется за стенами, – ответил Лукас. – Теперь на его стороне воюют угры, воины из Таскана. Но они намочат в штанишки, как только увидят у своих городских ворот твоих братьев.

– Однако городские ворота уже открыты, – заметил шаман, указывая когтистым пальцем вперед, где за заледеневшим лугом поднимались крепостные стены. – Может так случиться, что этот Черная Рука поджидает вас?

Лукас поднял голову, взглянул на открытые ворота. Трент тоже присмотрелся и мог поспорить, что на стенах нет ни одного охранника, как нет их и в караульном помещении возле ворот. В сгущающихся сумерках открытые ворота напоминали раскрытую пасть какого-то чудовищного зверя, готовую проглотить любого, кто посмеет приблизиться к ней.

– Этот поросенок всегда был идиотом, – сказал Лукас. – Что он может знать о том, как нужно защищать город? Об этом в его ученых книжках ни слова не написано!

Черное Сердце подтолкнул Трента в спину, чтобы тот поживее перебирал ногами, глухо зазвенела цепь, накинутая на шею пленника. Рыцарь Волка невольно бросил взгляд в небо над вершиной горы Стракенберг, нависшей над заледеневшим Айсгарденом. Луна уже начала медленно восходить, еще немного, и она поднимется над горным краем и зальет раскинувшийся внизу город своим магическим серебристым сиянием. И тогда с Трентом произойдет необратимая перемена.

– Стой! Ни шагу вперед! – раздался откуда-то спереди крик, и маленькое войско Лукаса невольно застыло на месте. Они оглядывались по сторонам, но нигде никого не увидели.

– Кто посмел приказывать мне, королю Вестланда? – крикнул в ответ Лукас.

Затем он повернулся к одному из стоявших рядом с ним Диких волков. Не дожидаясь команды, оборотень с рычанием бросился вперед, но не пробежал и четырех метров, когда в грудь ему ударила стрела и, пробив нагрудную пластину, закончила свой полет прямо в сердце. Дикий волк упал на спину, заскреб руками по снегу, судорожно делая последние в своей жизни вдохи.

– На следующей стреле написано твое имя, Лукас, – сердито прозвучал тот же голос. – Отпусти своего пленника.

Трент поморщился, почувствовав сильный спазм у себя в животе. Ощущение было таким, будто в него всадили нож. Трент вскрикнул, отвлекая на себя внимание шамана, но король тем временем продолжил говорить:

– Ты служишь магистру по имени Черная Рука? Я заплачу тебе вдвое. Отойди в сторону и дай мне пройти. У меня дело не к тебе, а к твоему хозяину.

– Черная Рука мне не хозяин, – ответил незнакомец. – Пленника. Живо!

– И ты дашь нам пройти?

Ответа не последовало. Лукас повернулся к Черному сердцу.

– Рыцарь Волка все равно уже обречен, – тихо сказал шаман. – А тот дурак, что кричит, сам не знает, какой подарочек получит, забрав у нас своего друга.

Лукас ухмыльнулся, шаман же размотал с руки цепь.

– Пошел вперед, братец, – прошептал шаман на ухо Тренту, прежде чем подтолкнуть его в спину. – И следи за Луной, Трент Ферран! Может быть, мы с тобой еще встретимся!

Трент побрел по снегу, не обращая внимания на несущийся ему вдогонку свист.

Дикие волки неожиданно рассыпались по обе стороны дороги, нырнули в снег, чтобы укрыться в нем. Трент слышал, как они переругиваются при этом. Новый спазм скрутил внутренности Трента, едва не повалил в снег, но Трент каким-то чудом сумел устоять на ногах и сделал еще несколько шагов по направлению к стенам Айсгардена. И тут из-за снежного холма у обочины дороги появилась фигура в зеленом плаще Лесной Стражи, с заряженным и направленным в сторону дороги арбалетом.

– Беги! – сказал незнакомец мягким, женским голосом, указывая рукой на большой сугроб. Трент обогнул его и увидел пару лошадей – гнедого жеребца и белого, а рядом с ними еще одну фигуру с выбивающимися из-под капюшона плаща рыжими локонами.

– Трент! – воскликнула Гретхен, протягивая навстречу Тренту свои распахнутые руки. Тренту хотелось, конечно же, ринуться вперед, обнять свою любимую девушку, но он остался на месте, когда взглянул на свои руки с когтистыми, обмороженными пальцами, обмотанными какой-то грязной тряпкой. Выше все его руки были покрыты темной шерстью, сквозь которую проглядывали оставленные Лукасом и Дикарями и еще не затянувшиеся раны. Трент уже несколько недель не видел себя в зеркале, но хорошо представлял, каким ужасным, должно быть, стало его лицо, с каждым днем все меньше напоминающее человеческое и все заметнее становящееся звериным. И Трент отвернулся в сторону, ему не хотелось, чтобы подбежавшая Гретхен увидела это лицо.

Но она повернула голову Трента. Нужно отдать Гретхен должное – если она и испугалась того, что увидела, то вида не подала, просто крепко обняла Трента, и он в ответ обнял ее, направив свой затуманенный взор куда-то вдаль. Затем боль с новой силой полоснула тело Трента, заставила его выпустить Гретхен из рук и опуститься на снег.

Невидимый острый нож прошелся лезвием вдоль всего хребта Трента, заставив юношу корчиться и извиваться в снежной пыли. А тут как раз из метели и Уитли появилась.

– Нам нужно уходить, – сказала девушка из Брекенхольма. – Немедленно!

Уитли и Гретхен вдвоем помогли Тренту подняться на ноги, и в это время порыв ветра донес до их ушей ужасные звуки. Это были древние, странные и страшные слова, они вылетали из-за стен Айсгардена и разлетались над заснеженным полем. От этих слов у двух девушек и юноши застыла в жилах кровь. Потом где-то неподалеку раздалось жуткое мокрое бульканье. Трент не сдержался, вырвался, вскарабкался по склону сугроба, чтобы выглянуть наружу. Примерно в сорока метрах от себя Трент увидел одного из Диких волков, тот боролся, барахтался с кем-то в снегу. Мех того, кто напал на Дикого волка и пытался его укусить, был покрыт примерзшими к нему льдинками. А на заснеженном поле, материализуясь прямо из земли, появлялись все новые и новые фигуры.

– Довольно, – сказала Уитли, стаскивая Трента вниз. – Садись на Бравадо вместе с Гретхен.

Она подтолкнула их обоих к белому коню, а сама направилась к гнедому.

За поводья Ченсера Уитли взялась как раз в ту секунду, когда ее конь дико заржал и в ужасе рванулся назад. По другую сторону жеребца стоял человек, его пальцы запутались в густой гриве доверчивого к людям Ченсера. Незнакомец оказался крупным мужчиной, по внешнему виду северянином, возможно, он был угр из Таскана. Кожа у него потемнела, высохла и морщинистыми складками висела на костях, губы и рот незнакомца были испачканы кровью, а в зубах у него торчал кусок мяса, который он только что вырвал из шеи бедного Ченсера. А глаза незнакомца ярко горели голубым огнем, который сразу же напомнил леди-медведице о Яме – старой тюрьме под Хайклиффом, где она видела, как Гектор общается с восставшим из мертвых солдатом в красном плаще.

Вспомнила она и восставшего мертвеца-гвардейца, который укусил ее на дороге Тальстафф-роуд – его не остановил даже сильный удар тяжелой палкой по черепу. Уитли вскрикнула, а снег под шеей Ченсера окрасился кровью. Мертвец откусил от шеи бедного Ченсера еще кусок плоти, а затем повалился на снег сам и потянул за собой истекающего кровью коня.