Маг при дворе ее величества - Кристофер Сташеф

— Что происходит?

Но Черный Рыцарь, не отвечая, повернулся и прошествовал через нее к алтарю. Мэт с кислой миной последовал за ним.

На алтаре лежали доспехи, похожие на те, что были у сэра Ги, только новехонькие, из сверкающей, как серебро, стали.

— На колени, — приказал сэр Ги. — Начинайте ваше бдение.

Мэт нахмурился.

— А разве нам не надо снова в путь? Война ведь, сами знаете...

— Мы можем проиграть войну, если вы не выдержите этого бдения.

Мэт пристально посмотрел на рыцаря, но тот ответил ему таким твердым, невозмутимым взглядом, что колени Мэта сами собой подогнулись, и он стал перед алтарем. В виде последнего робкого протеста он промямлил:

— Вы уверены, что это необходимо?

— Совершенно уверен. Да пребудет с вами удача. И берегитесь искушений. Хотя вы только что проснулись, ваши веки набухнут тяжестью. Нетерпение, скука, тайные ночные страхи — все это будет искушать вас. Не давайте ничему нарушить ваше бдение. Это жизненно необходимо, поверьте мне. Если вы не выдержите, последствия будут ужасны.

— Но ведь никто не придет сюда воровать эти доспехи. Их и поднять-то никто не сможет! А сами собой они тоже никуда не убегут, будто вы не знаете!

— Не знаю. И никто не знает. — Пальцы сэра Ги впились в плечо Мэта — твердые, как сталь его латной рукавицы. — Имейте веру в меня, Мэтью. Я никогда прежде не просил вас об этом. Имейте же веру!

Он повернулся и был таков. Вера! Мэт взглянул на поблескивающий в темноте алтарь. Вот к чему тут все сводилось — к вере! А насчет жизненной важности этого бдения — для него самого — тут Мэт нисколько не сомневался. Кто он для них, если быть честным? Лакей. В компании этих героев он так же неуместен, как гражданский чин за офицерским столом. Попробуй сунуться к ним без приглашения — мертвые рыцари найдут способ насадить тебя на вертел. Конечно, по виду они не из тех, кто способен поднять меч, но ведь по виду они и не из тех, кто еще способен говорить. Тут правят законы магии.

О'кей. Им надо было убрать его, чтобы не путался под ногами, и они нашли для него этот вежливый способ: придумали ему работенку и уверяют, что она страсть какая важная. Хороший ход: человеку дают возможность сохранить лицо. Глупо было бы вставать на дыбы и возмущаться. В сущности, они даже очень любезны… Но он был задет. И чем больше он думал о ситуации, тем обиднее ему казалось то, что его убрали с дороги, чтобы не путался под ногами у больших мальчиков! Вот пойти туда и сказать им все в лицо!

Тебя будут искушать! — Колоколом ударил в голове голос сэра Ги, и Мэт овладел своими чувствами, вдруг осознав, что опасность таится в нем самом. Даже тут Зло может прокрасться в него и толкнуть на необдуманный поступок, результатом которого может быть усекновение головы. А он любил повторять себе и даже весьма часто: случись с ним что, и Алисанде не видать законного трона.

А потому он переменил позу: сел, скрестив ноги на портновский манер, и приготовился к долгой ночи, призывая терпение, которое он выработал в себе на скучных, бесконечных лекциях последнего курса. Но терпение что-то заставляло себя ждать.

Тогда буду думать, решил он. В конце концов, он ученый, и его внутренних ресурсов должно хватить на то, чтобы справиться с любым количеством ничем не заполненного времени. К тому же он в церкви, так что можно на худой конец и помолиться, если ничего другого не получается.

Но привычки к молитве у него не было. Вера! Пустое слово для него, а для здешней культуры — ключевое. Он принялся обкатывать в мозгу эту мысль. Вера может быть и сердцевиной магии, а не только религии. Весь этот универсум разве не построен на вере? В таком случае что произойдет, если здешние люди перестанут верить в то, что Бог сотворил мир? Все исчезнет? Но такое направление мысли уводило его к тем материям, которые последователи иных восточных культов использовали в своих медитациях.

Медитация. Он никогда толком ею не занимался, но для ночного бдения она должна быть хороша. Он начал регулировать свое дыхание с помощью единственной мантры, которую помнил: От mane padme om.От тапе padme...

Через некоторое время ему пришлось резко дернуть головой: он чуть не вогнал себя в сон. Тебя будут искушать! Для человека, который провел столько дней без отдыха, легко уступить такого рода соблазну.

Он снова сосредоточился на своем дыхании, пока не достиг медленного, глубокого ритма, на фоне которого мог бы занять свой мозг мыслями о вере.

Была ли какая-то вера у Малинго? В этом мире — несомненно, никуда не денешься. Но он отвернулся от Бога и уверовал в дьявола. И его побаловали вознаграждениями. К настоящему моменту извращенная вера Малинго дала ему определенные преимущества. Мэта он изводил со знанием дела. Подсылал сначала старую ведьму, потом Саессу. Даже передвинул ее вместе с дворцом миль на пятьдесят в сторону, чтобы она попалась Мэту на пути. Потом — крестьяне, которые вышли на охоту за ведьмой, взвинченные и настроенные, как суд Линча. А потом — патер Брюнел, который вдруг снова стал оборотнем. Краем глаза Мэт уловил какое-то мерцание. Не поворачивая головы, сосредоточился на нем. Оно постепенно оформлялось в фигуру, облаченную в древние доспехи. Но голова фигуры была не человеческая: свиная морда, глазки без век, низкий лоб и широко разинутая пасть с трехдюймовыми острыми зубами.

Фигура пошла на Мэта, пуская слюни. Мэт наблюдал за ней задумчиво, не ощущая ни страха, ни напряжения, в полной уверенности, что она не существует, что она — только мираж. Что еще могло прокрасться в часовню, путь в которую шел через Гардишанову пещеру? Кроме того, Мэт видел сквозь эту фигуру, хотя и не очень ясно. Он не знал, кто подослал ее и зачем — может, это плод его собственного подсознания?

Могло ли сие видение нанести ему вред? Только если бы он поверил в него. А он не верил.

Он вытянул руку, растопырил пальцы. Чудище ринулось на него, пригнув голову. Акульи челюсти распахнулись, захватывая его руку, — и замерли, не закрывшись. Глазенки без век впились в его глаза. Видение стало постепенно таять.

Шейные мускулы Мэта спружинили в легком кивке удовлетворения. Он знал, что это мираж, а посему никакого вреда не последовало.

Что все это значило для здешних людей, для здешнего мира? Неужели их магия и их чудовища существуют только потому, что в них верят? Нет, конечно, нет! Ведь Стегоман принадлежал вполне прагматичной реальности!

Его мысли покатились в ночи, пренебрегая накатанной дорогой, переходя путем свободных ассоциаций от одной концепции к другой, бесконечно возвращаясь к проблеме веры и реальности.

И тут что-то замерцало справа от алтаря.

И двинулось к нему, приобретая форму и массу по мере приближения, превращаясь в человека, который был обвит стофунтовыми веригами, волочившимися по полу. Наготу его прикрывали лохмотья некогда роскошного плаща, на голове топорщились космы немытых черных волос. Борода была забрызгана слюной. Высокий лоб, орлиный нос и тонкие губы свидетельствовали о его аристократическом происхождении. Но глаза глядели с диким выражением, выдавая безумие. Он шел на Мэта, хихикая и брызжа слюной, сквозь вериги тянулись руки, страшными пальцами целя в горло Мэта.