Стрингер. Летописец отчуждения - Александр Радин

Мамка остановился, вслушиваясь. Нервно облизал заветренные губы.

Он мог быть вооружен, опасен и… голоден. В одной из книжек Митя читал, что заключенные, бегущие с таежных зон, часто берут с собой «кабанчиков». Случайных попутчиков-сокамерников. Как только они начинают голодать, «кабанчик» из виртуального превращается в реального. Его попросту закалывают и едят.

Если уж «ведьмин круг» прибрал, то просто так не отпустит. Вообще не отпустит. Хуже любой тюрьмы. Там-то хотя бы есть надежда и тарелка баланды на обед.

Мамка вдруг понял, что как никогда хочет есть. Желудок, словно прочитав его мысли, недовольно буркнул, оставив где-то в животе колющее ощущение пустоты.

Ничего-ничего. Придется потерпеть. Главное, самому не стать едой. Самое обидное, что даже не для кровожадной твари, а для человека.

В кустах, буквально в пятидесяти шагах от Мамки, грянул выстрел. Так страшно и неожиданно, что Митя чуть не умер на месте. Он кулем повалился в пахнущую перегноем и влагой листву, рефлекторно откатываясь в сторону.

По лесу эхом прокатились еще три зычных хлопка. Откуда-то издалека Мамке в голову ворвался полный боли вопль варана.

Митя собрал всю свою храбрость и вскочил на колени, дрожащими руками вдавливая в плечо приклад карабина. Сталкер нервно водил стволом по кустам, в панике ища цель. Листья, ветки, стволы. Где? ГДЕ?

Мамка наткнулся на глаза. Жесткие и бескомпромиссные. Они оценивающе смотрели на него, укрывшись за плотным сплетением ветвей желтых акаций. Митя мог поклясться, что за эти секунды его можно было убить десяток раз. Без преувеличения.

А сам он медлил. Боялся стрелять. Потому что Мамка знал, что у него есть только один шанс. Если он промажет, то придется резко ухватиться за гладкий рычаг затвора, с усилием вдавить его вверх, а потом дернуть на себя, выпуская пустую гильзу на свободу. Потом снова закрыть. И все это потребует времени. Чертову уйму времени. Именно поэтому у него был только один выстрел.

Уж лучше подохнуть с надеждой, чем разочарованным неудачником.

Незнакомец не торопился, убивая Мамку спокойным и тяжелым взглядом. Будто игрался, решив испытать Митины нервы на прочность. Будто хотел опередить его всего на мгновение. Мамка поймал на мушку переносицу, сипло выдохнул и нажал на спусковой крючок.

«Болтовик» зло гаркнул, приятно отдав в плечо.

Глаза исчезли.

Ни вскрика, ни звука падения тела.

Мамка точно знал, что не промахнулся. Надо было идти за трофеями, поискать в карманах еду, забрать оружие, но Митя не шевелился. Кто-то будто нашептывал ему, что лучше этого не делать и вообще бежать скорее отсюда подальше.

Он послушался, подался было вперед, когда почувствовал мелкую вибрацию. У края опушки с потрясающей скоростью неслось огромное визжащее стадо плотей. Бугристые грязно-розовые тела все мелькали, мелькали, мелькали, как проносящиеся пейзажи в окне скорого поезда.

— Мама, — только и смог оценить все это безобразие Мамка.

— И чего люди не летают как птицы? — пробормотал Бочка, пялясь на луг.

— Не ты первый озаботился этим вопросом, — сказал узбек, массирую плечо.

Его все еще пошатывало. Столкновение с хвостом варана не прошло бесследно.

— Кости целы? — спросил командир.

— Вроде…

Саян скривился, обдумывая ближайшие перспективы. Впереди был не просто луг, а целая импровизированная долина смерти. Зона постаралась. Саян это знал, узбек это знал, теперь вот и Бочка, закинув наугад шарик журналиста, тоже сообразил.

— Жора!.. Жора! — позвал Саян. — ЖОРА! Пальцев сколько?.. Да подними ты свою плешивую башку! Вот так… Пальцев?

— Три… — Бугай гундосил, будто ему повыбивали все зубы и вылечили от гайморита самым садистским способом.

Старший слегка похлестал его по щеке, приводя в чувство.

— Жора!.. Не уходи далеко… Бочка, у тебя пилюли еще остались?

— Антишокер?

— В задницу засунь себе антишокер! У него чего, шок? Ну чего ты глазенками хлопаешь?

— Н-е-е-т, — растерялся снайпер.

Саян еще раз ударил по щеке. Лысый недовольно застонал и попытался его оттолкнуть, слабо махнув перед собой руками.

— Транквилизаторы есть? «Крылья» или, на худой конец, «Черный тюльпан»?

Бочка даже в рюкзак не заглянул:

— Кончилось все. Давай «Торпеду»?

— Ты рехнулся, что ли?! Чтоб он нас тут на хрен всех переломал?!

— У меня «Крылья» остались, — узбек извлек из нагрудного кармана вычищенный до блеска портсигар и достал из него красную шприц-ампулу.

Саян с мясом вырвал две верхние пуговицы черного Жориного комбинезона, осторожно потянул за воротник, высвобождая накачанное плечо. С покрытой коркой грязи кожи на него смотрел ощетинившийся барс. Красивый. С красными горящими глазами. Того и гляди спрыгнет и вспорет лапой живот.

В один из этих глаз Саян и засадил иглу, небрежно отбросив колпачок в жижу. Лысый дернулся и в очередной раз махнул рукой. Старший ее легко перехватил, отводя в сторону. Грудь бугая спазматически дернулась.

— Тихо… Тихо, родной… А вот блевать на меня не надо! Не надо, говорю! Бочка! Помоги подержать!

И надо было нарваться ему на эту дрянь, на это долбаное «пятно»!

Рвать Лысому было нечем. Разве что желудочным соком и желчью. Он надсадно мотал головой, разбрызгивая терпкую тошнотворную кислятину, а Саян и снайпер крепко держали за руки. В основном чтобы не захлебнулся своей же гадостью.

Алексей снимал.

Жора, наконец, угомонился. Узбек вопросительно посмотрел на Саяна, но тот только махнул рукой, присаживаясь прямо в грязь.

— Щас пойдем. Жоре полегчает, и двинемся. Кури пока.

— Начальник…

— Да знаю я все! Кури, говорю.

— Саян, вот ты про Монолит говоришь. Почему он нам помогает, а Жору так накрыло? — спросил Смертин, продолжая снимать.

— Камеру выключи, тогда отвечу.

— Ладно-ладно…

— Выключил? Иди ты в жопу! Ты видишь, Жоре хреново? Зачем все это снимать?

Кляп начал постепенно нащупывать коридор, лазая по краю с детектором аномалий. Без толку. Прибор за каждой травинкой видел активность.

— Журналист, а дай шарики, — осознал ущербность своих попыток узбек.

Лысый начал мычать и даже попытался встать.

— Нашел вроде, — буднично сообщил узбек. — Вон смотри, все в порядке с бол… шариком.

Саян глянул на бугая и потуже затянул шнуровку ботинок.

— Выходим, — вздохнул он. — Я первым пойду. Журналист за мной. Потом Бочка и Жора. Кляп, ты замыкаешь.