Стрингер. Летописец отчуждения - Александр Радин

Митя сосредоточился, стараясь его удержать. Это только у него такое есть! Больше ни у кого. Зона только его наградила.

От этой мысли Мамке стало приятно. Он сконцентрировался на мерном скрипе травы и чаще замахал руками. Дышать стало легче, хотя сердце так и вырывалось из груди. Митя вдруг ощутил, что мир вокруг изменился. Он открыл глаза и увидел, что бежит уже по широкому пустырю, поросшему местами островками кустарника. Впереди показалась вода.

Мамка остановился, восстанавливая дыхание. В горле, забивая парное молоко, появился сталистый привкус, слюна противно тянулась, не желая отлипать от губы.

Рядом они. Где-то здесь. Может, среди беспорядочно наваленных машин, может, у плотины. Он их чувствовал. И щедро сдобренная этим чувством обида начинала трансформироваться в ярость. Мамка небрежно передернул затвор, выбрасывая пустую гильзу, и начал искать взглядом укрытие.

Скоро ночь. Сейчас надо успокоиться и затаиться.

Он двинулся в сторону чахлых сосен, прижившихся на обрыве недалеко от берега. Митя легко вскарабкался на самую лапистую и высокую, закрепился на толстом суку, обхватив его ногами.

Красиво. Все озеро как на ладони, и даже база «ботаников» переливается яркими лучами прожекторов.

Мамка нащупал в рюкзаке рулончик двустороннего скотча, подцепил краешек, прилепил его к стволу и несколько раз обмотал, стараясь не ухнуть вниз. Отличная защита от мелких ядовитых слизняков. Налепятся горстями, а он завтра отмахнет ножом — и никаких ожогов. Главное, чтобы ветер не потащил ночью пух. Хотя выброс давно был. Не должен.

Мамка лег животом на сук, приложил щеку к шершавой коре, закрыл глаза и начал мечтать.

Среди ночи какой-то идиот учинил пальбу. Палил щедро, не жалея патронов. А потом заткнулся или заткнули. Бывает. С Мамкой такого не случится, потому что хорошо он выбирает укрытие. Разве кровосос или излом полезет на дерево? Конечно, глупость.

Потом дух как с цепи сорвался, метался всю ночь посреди свалки, опять кого-нибудь притопить решил. Мамка духа не боялся. В детстве его водили к гипнотизеру на лечение, но тощий серьезный дядька с козлиной бородкой, покрутив перед носом круглой дрянью, сказал, что мальчик внушению не поддается. Мама тогда расплакалась даже.

Мрачное смолянистое ничто тянулось противно долго. Митя устал мечтать. В бок колол мелкий сучок, мешковатый комбинезон тащил вниз, тело требовало движения и никак не хотело довольствоваться ненадежной узкой полоской пространства. Мамка кряхтел и беспокойно ворочался, проваливаясь руками в пустоту. Безумно хотелось сбросить надоедливый карабин, который так и не удалось нормально пристроить. Он начал считать. Развлечения хватило только на полчаса. Гадкое и тягучее время! Когда хорошо, оно летит, а когда неуютно и плохо, будто специально замирает.

До рассвета Митя так и не уснул. Подремал немного, но и того хватило сполна.

Он начал спускаться, когда над горизонтом только показался край солнца. Митя по-настоящему ликовал, почувствовав предрассветное марево. Мамка пережил ночь — Зона была к нему благосклонна.

Залазить было проще. Теперь нога безнадежно скользила по стволу в поисках опоры. Митя даже сжал зубы от напряжения и совсем перестал обращать внимание на плотно стянувший плечо ремень карабина. Что-то страшно хрустнуло. Предательски, в самый неподходящий момент. Мамка жалобно пискнул. Едва удержался на одной руке, разодрав до крови щеку о шершавый ствол.

Крупная, густо покрытая хвоей ветка полетела к земле. Встретиться с прародительницей ей было не суждено. Легкий ветерок подхватил только опилки.

«Новенькое что-то», — подумал Мамка.

Он испуганно посмотрел вниз, суча по коре ботинками.

Это как же они так вечером разминулись? Воистину, все неслучайно.

Мите, наконец, удалось обнять ствол и осторожно спуститься, как по пожарному шесту. Только шест наверняка гладкий, а сосна не пожелала расставаться без подарка и засадила в запястья несколько заноз.

Мамка непроизвольно зажмурился, когда подошвы коснулись плотно накрытой застарелой хвоей почвы. Он, конечно, надеялся, что ловушка чуть в стороне, но всякое могло случиться. Лучше уж предусмотрительно зажмуриться.

Митя бросился на край берега, внимательно отслеживая малейшие колебания воздуха. Везло. Ему в который раз везло. Сначала он хотел сунуться в лощину, а потом забрал направо, к редкому лесочку, оккупировавшему взгорок. Аккуратно петляя между кустами терновника, Мамка добрался до неглубокого оврага, постоял немного на самом краю, а потом решительно спустился вниз. Выкарабкиваться было гораздо сложнее даже потому, что противоположная сторона уходила в гору намного круче.

Хватаясь за жидкие кусты, облепившие склон, Мамка почти выбрался.

— Мама, — пискнул он, когда вырвал с корнем стебель полыни, потерял равновесие и кубарем покатился вниз, по ходу смачно получив затвором по ребрам.

Пришлось начать восхождение сначала.

— Знаю-знаю, — сказал вслух Мамка.

Это Зона его предупреждала. Не давала пройти к «ведьминому кругу».

— Но ведь ты же меня отпустишь. Во второй раз. Ну, пожалуйста, — захныкал он, вбивая носки ботинок в глину. — Пожалуйста. Мне очень надо.

Он тяжело выбрался на край. Снял с плеча карабин и повалился в жесткую траву, раскинув в стороны руки. Слепящее утреннее солнце заиграло радужно в глазах, оставляя на зрачках бегающие черные точки. Митя резко перевернулся на живот и замер, стараясь как можно скорее восстановить дыхание.

Мамка знал, как пройти «ведьмин круг», но без ее разрешения соваться туда не следовало. Зона позволила.

Он встал, ухватив «болтовик» за цевье, и рысью побежал к лесу. Аномалий можно не опасаться. Здесь их точно не было.

В лощине началась пальба. Мамка резко обернулся, но ничего не смог разглядеть. Он ускорился, стараясь поскорее скрыться в тени деревьев. Не хватало еще нарваться на неприятности.

Как хорошо, что он туда не полез. Не успел бы. А если бы и успел, то все равно не смог бы быстро найти коридор. Там все слишком напряжено и готово разорваться в любую минуту. Плохое место. «Ведьмин круг» был даже безопаснее, только из него предстояло еще как-то выбраться.

Что-то тревожило Мамку, пока он пробирался между густо заросших угловатыми красными листочками деревьев. Неприятный холодок царапал спину и щипал за шею.

«Я здесь не один», — вдруг понял Митя.

От этой мысли противно зашевелились волосы на затылке, высохло во рту, а цевье стало скользким и едва не выпрыгнуло из вмиг промокнувшей ладони. Мамка начал красться, внимательно осматривая дорогу.

«Как же так! Кого она еще могла сюда пустить? Все ведь сторонятся, слухи мерзкие распускают. А может, это какой-нибудь новенький раззява? Новая жертва. Точно. Бьется о стенки круга, а выйти не может. Так и есть! Других вариантов и быть не может».