Псевдоним(б). В поисках Шекспира - Даниэль де Труа

– А на девочку ты не согласен?

– Соглашусь, конечно. Так как? Кто?

– Ну, Уилл, какой же ты нетерпеливый! Узнаем через месяц. Если я скажу, что будет девочка, ты мне поверишь?

– Я всегда и во всем буду тебе верить, Анна. – Уильям бросился к жене, положил ей на лицо букет цветов, который до этого неловко вертел в руках, и прижался губами к ее ладони.

– Хорошо. Спасибо, мой милый. Но все-таки я думаю, что у меня будет девочка…

Анна оказалась права. В конце мая у нее родилась девочка. Окрестили ее двадцать шестого числа и нарекли именем Сюзанна.

А за пятнадцать дней до рождения своей второй дочери, то есть 9 мая 1583 года, граф похоронил своего второго сына, который умер почти сразу после рождения. И теперь у него осталось трое детей от трех разных Анн. Двух младших граф еще долго не видел. Но если сына он и видеть не хотел, так ненавистны были ему его мать и все ее родственники, то на дочь Сюзанну ему посмотреть хотелось. А еще больше хотелось увидеться с ее матерью. Анна же стала выезжать с ребенком только во второй половине лета. Она отказалась от кормилицы-няньки и все делала сама: кормила младенца, гуляла с ним. Поначалу даже купала. И такая самостоятельность давала некоторую свободу. По крайней мере, свободу передвижения. Карета графа тоже перемещалась по окрестностям достаточно свободно. Места эти обоим были известны, и неудивительно, что они встретились. Как-то летним утром Анна покормила девочку, надела прогулочное платье, положила дочку в повозку и выехала за город. Девочка спала всю дорогу.

Всю дорогу до Франкфурта Александр проспал как убитый. Его место было возле иллюминатора, он попросил не беспокоить его, и стюардесса не стала его будить во время обеда. Правда, когда стали разносить еду, сосед было попытался привлечь внимание Алекса, но тот даже не пошевелился. Сопел себе и сопел, не храпел, и ладно – особо его больше не трогали.

Очнулся он на твердой немецкой земле, самолет уже даже двигатели заглушил, и большая часть пассажиров покинула салон. Молодой стюард направился к спящему русскому, подозревая в нем пьяного русского, но Александр уже открыл глаза и недоуменно оглядывался по сторонам.

Он наконец покинул самолет и оказался в здании аэропорта. Багажа у него не было, поэтому довольно быстро он прошел все формальности и вышел в зал прилета.

Однако где же Эдуард? В зале прилета Алекс его не увидел. Надо ему позвонить. Он включил свой новый iPhone, который отключал на время полета. Все новое: телефон, сим-карта, номер. Новая фамилия, новая жизнь… Не успел iPhone загрузиться, как раздался звонок – любимый вальс Шопена.

– С прилетом, Алекс.

– Спасибо, Эдуард. Где вы? В зале прилета я вас не вижу.

– Садитесь на поезд SkyLine и доезжайте до терминала 2E. Как приедете, позвоните мне. Не заблудитесь?

– Попробую.

– Попробуйте. До связи.

Алекс не сразу оценил иронию в последних словах Эдуарда. Разобраться в этом чужом для него царстве транзитников было совсем не просто. Уже то обстоятельство, что от одного терминала аэропорта до другого нужно ехать на электропоезде, настораживало. Сначала Алекс попытался было найти поезд самостоятельно, но минут через пять бросил это занятие и обратился к человеку в форме, скорее всего охраннику. Тот вроде бы его понял, но сам говорил по-английски так плохо, что Алекс поблагодарил и, сделав вид, что ему всё ясно, пошел дальше, надеясь по пути спросить еще у кого-нибудь. С третьей попытки он все-таки нашел дорогу, сел на SkyLine и направился ко второму терминалу, находившемуся на противоположном конце этого города-аэропорта. Народ в вагоне был разношерстный: и по цвету кожи, и по одежде, и по багажу.

В толпе Александру почему-то хорошо думалось. Итак, Кристофер Марло на роль автора вроде бы не тянет, хотя гипотеза красивая. Как же работать дальше? Всех кандидатов подряд, что ли, перебирать? Он и так на Марло убил три недели. А время идет. Нет, так не годится. Сидя в конце вагона, он вдруг вообразил себя за преподавательским столом, а пассажиров, стоявших и сидевших перед ним, студентами или школьниками, нет, учениками вечерней школы, как в фильме «Большая перемена». Он представил себя героем Михаила Кононова, произносящим пламенную речь-проповедь.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Уильям Шакспер… То, что такой человек был на самом деле, несомненно. То, что он как-то причастен к произведениям, напечатанным под его именем, тоже несомненно. И о его занятиях бизнесом, – Александр усмехнулся, – достаточно много документов сохранилось. Документы неумолимо свидетельствуют, что до 1597 года его дела шли из рук вон плохо. Попадал в должники, не мог налоги два года подряд заплатить. И вдруг в этом самом девяносто седьмом году Уильям покупает один из лучших домов в родном Стратфорде, да еще инвестирует деньги сразу в несколько коммерческих проектов. Общие затраты, почти одномоментные, – 900 фунтов стерлингов, огромные по тем временам деньги! Ученые подсчитали, что по покупательной способности эта сумма близка к сегодняшним четырем миллионам долларов. Даже если предположить, что молодой Шакспер уже в 1586 году был зачислен в труппу какого-то театра и сразу стал его пайщиком и получал столько же, сколько получал, по предположениям ученых, в 1600 году в театре «Глобус», он бы едва-едва смог набрать к указанному году нужную сумму. При этом он должен был бы питаться воздухом, жить на улице, бросить на произвол судьбы свою жену и троих детей и забыть об отце с матерью, братьях и сестрах. Да и не платить налоги: не от случая к случаю избегать, а вообще не платить, злостно.

Ученики-пассажиры, казалось, слушали внимательно. Никто не переговаривался, и все смотрели кто на Александра, кто в свою тетрадь. Поэтому новоявленный Нестор Петрович мысленно, но не забывая о свойственной ему жестикуляции, продолжал.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Что же произошло с Шакспером в 1596 году, каким образом госпожа Фортуна сделала столь удивительный кульбит? А что, собственно, удивительного? – спросите вы. Ведь любой глянцевый журнал предлагает триста сравнительно честных способов превращения Золушки в принцессу. Стал знаменитым, вышел в люди, получил гонорар… Театр в Лондоне конца XVI века – фабрика звезд, вроде современного телевидения, только не настолько мерзкая. Однако звездам елизаветинской эпохи обычно таких денег враз не предлагали. К примеру, в театре, который вмещал три тысячи зрителей, при аншлаге продавали билетов на двадцать пять – тридцать фунтов (и это большая сумма, ведь фунт стерлингов в ту пору, напоминаю, сильнее современного чуть ли не в несколько тысяч раз!). «Глобус» был поменьше, и две тысячи зрителей могли принести наличными от силы фунтов двадцать. Из этих денег нужно было заплатить актерам, техническому персоналу, за аренду, покрыть накладные расходы. Автору доставалось совсем немного.

– А публикации? – как бы спрашивали дотошные ученики, некоторые из которых словно в знак несогласия с преподавателем внезапно вышли из класса со своими большими портфелями.