Закон - тайга - Эльмира Нетесова

Встал чуть свет. Законники не слышали, как, попив наскоро чаю, исчез Тимофей в тайге.

А он ставил петли, силки и капканы, делал ледянки. Внимательно знакомился с заимкой.

Увидел по следам на снегу, что пушняка здесь много. Всякого. Давно тут не было промысловиков. Много соболей и куниц развелось. Даже неподалеку от шалашей их следы на сугробах.

Приметил, что заходят сюда и олени. Особо один — вчера тут побывал. Старый, видно. Рога большие. В сугробы глубоко проваливался. Следов оленухи-важенки за ним не было. Значит, выгнали из табуна. Больной? Иль сам отбился? За ним рысь охотилась. Но не смогла задрать. Спугнула только. Промахнулась в прыжке. Молодая. Неопытная. Вон лапы неокрепшие. След от них легкий. Голодная, видно.

А здесь лиса барсука из норы выкапывала. Но не повезло. — Сил не хватило. А может, на куропатку отвлеклась. Тут неподалеку целая стая их на рябине ягодами лакомилась. Одну поймала. Кровь на снегу. Перья. Видно, решила птица собрать ягоды под деревом. Лиса и воспользовалась.

Поставил капкан возле лисьей норы Тимоха. Пахучий кусок куропатки — вчерашней добычи — на приманку не пожалел. Когда рюкзак опустел, а в животе заныло от голода, решил в шалаш вернуться. О фартовых вспомнил. Те проснулись, когда услышали непонятный крик над головой.

Короткий, злой. Но это не был голос бугра. Вначале не поняли. Но когда крик повторился, не выдержал Бугай.

Вначале подумал — Тимоха темнит. Берет на пушку. Ма- тюгнулся. Но крик не стих. Он послышался ближе, громче. И законник не выдержал. Вылез из спального мешка, оделся, выполз из шалаша на четвереньках. И тут же на него что-то тяжелое свалилось. К горлу рванулось.

— A-а, блядь! — заорал фартовый, сдавив в жестких ладонях упругую шипящую рысь. — Кенты! — завопил Бугай, перехватив горло зверя одуревшими от злобы пальцами. Рысь прокусила руку вора, пытаясь вырваться из лап фартового. Но тот озверел от боли и держал рысь как в тисках.

Законники одурело выскакивали из шалашей и, ничего не понимая, смотрели на кента, который в ярости готов был сожрать что-то лохматое, серое, шипящее.

— Эта курва меня, законника, ожмурить насмелилась!

— Прикнокай лярву! Ишь, шипит, паскуда! Паханом тут рисуется! — галдели законники.

Бугай сдавил горло зверя. В пальцах хрустнуло. Зверь дернулся, будто попытался напоследок вырваться. Но не успел.

— Ну и желваки у кошки! — изумился Бугай, увидев обнажившиеся резцы и клыки зверя.

— А когти!

— Кого вы там припутали? — вылез из шалаша бугор. Увидев рысь и узнав о случившемся, обложил матом тайгу, Тимоху и кентов. — Слиняю я, кенты! Чего приморенными быть? Тут сдохнешь с голодухи и колотуна. На хрена мне тайга? Я в ней ничего не терял и шмонать ее не буду. Нет навара. Беспонтовое это дело.

— Не сфартит. Тут не смоешься. Окочуришься в тайге. До жилья полдня переть. Там за задницу и в конверт.

— Захлопнись! — оборвал бугор Кота.

— Сам мерекай. Но я б тоже смылся. Ну-ка на хрен, с такими падлами встречаться, — откинул Бугай рысь.

— Ну уж будет! Вы — срываетесь, а за жопу всех возьмут! И нас! Тогда не станут разборки делать. Кто смылся, кто приморился? Всех на особый, в Вахрушев.

— Если б в Вахрушев! А то в Сеймчан, на Колыму! Там охрана живо из шкуры выдернет любого. Эта рысь котенком, мелким фраером покажется, — сказал Кот.

— Чего столпились, мужики? — внезапно послышался голос Тимофея.

Законники вздрогнули и оглянулись. Уж очень неожиданно и неслышно подошел Тимоха. А тот, узнав о случившемся, сказал равнодушно:

— Бывает. У тайги — свое…

Бугра затрясло от злобы:

— Пусть бы тебя форшманула зверюга! Я бы глянул, как ты от нее бежал бы!

— Она не ты! Знает, кого надо гробить. Вот только диво, как Бугая с тобой перепутала? Она в тайге хозяйкой была. И других бугров не переносила. Бугай — случайность. Она тебя звала…

Законники загалдели. Мол, не до шуток теперь. А что, если такая зараза ночью в шалаш заберется? Не станет звания спрашивать, всех порвет. А коли Тимка такой ушлый, да еще и бригадир, пусть оградит от всякой подлюки.

Тимофей молчал. Он решил взять верх по-своему. Зачем скандалить, трамбоваться, мотать нервы друг другу? В тайге это лишнее.

Не стоит принуждать фартовых. Не смогут долго кантоваться на галетах и чае. Запросит брюхо жратвы, сами в тайгу побегут.

Шалаш, как воронье гнездо, слепили. А ему что за дело? Померзнут несколько ночей, сами поумнеют, сделают, как надо.

В тайге законникам не выжить по-своему. Условия не те. А деваться некуда.

Слиняют? А куда? Тут куда ни сунься — одна тайга. Дороги в ней нет. Указателей не сыщешь. Лишь промысловик найдет из нее путь к жилью человеческому. А кто и попытается уйти — околеет, как пес.

Тимка не зря со стариком Притыкиным три месяца жил. Немного. Но основное усвоил. Помогло и другое. Когда из зоны сбежал на Камчатке. Целый год в бегах был. А выжил. Кое-что помнилось. И сегодня пригодилось.

Нет, он не будет набиваться в бригадиры. Зачем? Пусть законники того захотят. Сами. А уж он подумает.

— Ему что? Он вольный. В любое время сорваться может от нас. Вякнет мусорам, что не склеилось. И на материк махнет. Дунь ты ему потом в задницу! Уж лучше не дергайся, — присел у костра Кот рядом с бугром.

Сказанное услышали все фартовые.

Бугор оглядел их. Кенты ради него были готовы на многое. Но если он перегнет или подставит их под гибель, не приведи Бог, не выжить самому. С него спрос не промедлится.

Однажды пришлось ему видеть, как замокрили в ходке бугра, из-за которого трое фартовых сгинули ни за понюшку. Бугор покуражился. А над самим потом вся фартовая кодла поиз- галялась. Нет бы враз пришили. По капле кровь с него выпускали. Душу — по вздоху. Измучили досыта. Лишь на третий день он дуба дал. «Небось и на том свете вздрагивал от воспоминаний», — подумал бугор и, оглядев законников, решил не давить. Пусть выживут.

Фартовые Тимку позвали, попросили с шалашами помочь. Чтобы не развалились от ветра. Чтобы тепло в них держалось.

Бригадир, оглядев шалаши, разобрал их. Закрепил остов. Положил перекладины. Березовые ветки разложил крест-на- крест. И после этого, одну к одной, еловые лапы. Обложил шалаш тщательно. Лапа на лапу — ветка вверх. В три слоя. В шалаше оттого темно, как ночью. А Тимка сверху лапы связал и — на шалаш. Как крышей прикрыл.

Внутрь велел натаскать хвои. Потом еловые бороды сверху положили. Душисто и мягко получилось. Когда вход завесили еловыми бородами, а в шалаше раскаленные угли прогрели воздух; фартовые подобрели. Оттаяли сердцем. По-человечьи разговорились.

Даже бугор, раздевшись до рубахи, молча курил, тихо слушал кентов. Ведь вот самое удобное теплое место уступили. Никто не вякал, что не помогал бугор. И первую кружку чаю ему.