Солнечный свет - Робин Маккинли

От новых царапин и синяков тело ныло, и я встала с кровати с гибкостью дубового полена. Шею так свело, что я смирилась с мыслью отныне всегда смотреть вбок. Я оглянулась на груду одежды у открытой балконной двери, пошла и ванную и начала набирать воду. Все это уже было раньше, только в тот раз меня отделали другие вампиры.

«Хватит киснуть, – подумала я, – четыре с половиной месяца назад все было куда хуже». Но киснуть я продолжала.

На мгновение – короче, чем те десять секунд, сколько это длилось – я вспомнила прикосновение его губ и его обнаженное потеющее тело.

Нет. Я подставила голову под кран, чтобы вода смыла все эти мысли. Все равно волосы пора было мыть.

Рубашка, хотя уже и нуждалась в стирке, при дневном свете по-прежнему выглядела экстравагантно. Хорошее качество. И ткань ничего. Черный все-таки не мой цвет. Но сейчас на моем теле было довольно много темно-синего и фиолетового, и с этими цветами он вполне гармонировал. Я скорчила зеркалу рожу. Сама виновата, что вообще туда посмотрела. Цепочка на шее блестела и при дневном свете. Сейчас она казалась скорее золотой, на ощупь определить материал было трудно, тем более что с золотом я общалась мало – носила все больше пластмассовую бижутерию.

Я аккуратно сняла рубашку и положила ее к остальной приготовленной для стирки одежде. Интересно, это натуральная ткань, можно ли ее химией? Как-то забыла расспросить Кона, а ведь это важно. Когда берешь рубашки у обычных парней, таких проблем не возникает. Как правило, на этикетке указано, как их стирать. В данном случае этикетка вообще отсутствовала.

Я забралась в ванну и подумала, идти ли мне в кофейню на ланчевую смену.

Мне было далеко не так плохо, как тогда, весной. Просто я кисла. Одной ванны хватило. Из очень горячей вода постепенно превратилась в просто горячую, и я поняла, что снова могу легко вертеть головой.

Радужную цепочку я для купания не сняла. Снимать ее не хотелось ни под каким видом тем более, очень маловероятно, что обычная вода с мыльной пеной могла ей навредить. А вот познакомить цепочку с другими моими талисманами нужно было обязательно. Я понятия не имела, как очистить рабочее место после вчерашнего магоделия – ни одно из тех слов, которым успела научить меня бабушка, не подходило здесь в полной мере. Положим, я выброшу горелую траву и уберу свечи, но уж больно неблагодарное у меня настроение сейчас… а что-то делать было надо. Талисманы – это подходящий компромисс.

Для торжественного ритуала обстановка не подходила: я сидела на кровати, на смятых простынях, скрестив ноги, замотанная в полотенца, все еще мокрая. Из кармана лежащих на полу брюк я достала свой маленький нож, а из ящичка у кровати – таинственный амулет. Разгладила подушку, положила оба предмета на нее. Затем бережно сняла с шеи цепочку и положила ее на подушку в виде кольца, так что нож и знак оказались окружены этим кольцом.

Не знаю, чего я ожидала. Просто подумала, что нужно сделать именно так. Нож, знакомься, это Цепочка. Амулет, это Цепочка. Цепочка, знакомься, это Нож и Амулет. Поскольку мы – одна команда, мы и тот парень из подземелья, и нас ждут всякие беды, хочется убедиться, что вы нормально ладите друг с другом, прежде чем мне придется просить вас прикрыть мне спину. Или что-то вроде этого.

В эту пору года солнце днем не дотягивалось до моей подушки. Поэтому не могу сказать, что именно произошло. Вдруг вспышка – как будто в комнату ворвался поток солнечного света, но не просто поток: словно пламенный меч, словно озарение, явленное христианскому пророку. Она опустилась на мои талисманы с почти слышимым шлепком — как будто у короля соскользнула рука, и он основательно треснул посвящаемого рыцаря по плечу, вместо того, чтобы легонько похлопать и наречь его «сэр Амулет».

И подушка загорелась.

Я сидела совсем рядом, и от моих мокрых полотенец вдруг пошел пар. Я смотрела на все это с открытым ртом, а у моего инстинкта самосохранения, вероятно, был сегодня выходной – я сунула руки в огонь, сгребла все три оберега вместе и выхватила их из пламени.

Пламя угасло. Подушка лежала на месте, обуглившаяся и дымящаяся.

Рукам было немного горячо – я легко отделалась. Когда я разжала пальцы, то увидела на ладонях три красных пятна, пересекающиеся между собой: длинный почти правильный овал – это от ножа, тоже овал, но короче и шире – это амулет, тонкая полоска на большом пальце – это от цепочки. Сами вещи были уже обычной комнатной температуры. За эти несколько секунд с ними не произошло никаких внешних изменений. То есть с того момента, когда неизвестные мне силы вызвали неожиданное возгорание.

– Ох, – сказала я дрожащим голосом, – ну ничего себе!

Я поспела аккурат к ланчевой смене – не хотелось оставаться дома одной. Я снова надела цепочку, а нож и амулет положила в разные карманы. Оставлять что-то из этих вещей в ящике тумбочки мне теперь не хотелось. Мы скрепили нашу незримую духовную связь сожжением подушки. Последняя пошла в корзину для мусора, а постельное белье – в стиральную машину. Мои простыни никогда не были такими чистыми, как в последнее время – стоило застелить постель свежим, как случался какой-нибудь инцидент, и я лихорадочно сдергивала простыни, л тащила в стирку, и сыпала двойную дозу порошка, и выставляла все кнопки на максимум: и промывку, и споласкивание, и выжимание, и защиту от всяких штук, склонных взрываться по ночам. К сожалению, последнюю кнопку я все никак не могла отыскать второпях. Когда-нибудь, и причем скоро, обязательно куплю новую подушку и комплект наволочек.

Длинные рукава, высокий воротник, джинсы – и синяков совсем не видно. Один, правда, на скуле – этот не спрячешь, когда волосы будут подобраны под косынку, – и еще ссадина на предплечье – ее решила заклеить пластырем, хотя это ее только подчеркнет. А что мне оставалось делать? В общественном питании нельзя работать с открытыми ранами, равно как не может пекарь не засучивать рукава. Вот только что потом сказать Мэлу?

Паули обрадовался, увидев меня. Утро было напряженное; впрочем, здесь каждое утро такое. «Оодовцы так и набежали», – сказал он. Я промолчала. Я увидела их сквозь стекло, когда проходила мимо главного входа, и осмотрительно воспользовалась боковой дверью – для персонала (и голодных завсегдатаев низшего разряда, специально на случай визита ООД или полиции). Я надела чистый фартук, молниеносно связала волосы (удар молнии, пламенный меч, скорость сто десять) и припудрила щепоткой муки скулу, чтобы замаскировать синяк. К тому моменту, когда в пекарню лениво, словно без всякой цели, заплыл Пат, мои руки были уже по локоть в тесте. Я не видела его, когда входила; наверно, он тоже двигался со скоростью сто десять, если уже поспел сюда из штаб-квартиры по вызову.

– Можно тебя на пару слов, когда сделаешь перерыв?

– Но я же только пришла, – сказала я, стремительно слепляя воедино муку, масло и сахар.

– И все-таки, – лениво сказал он.

– Не раньше, чем через пару часов, – успокаивающим тоном ответила я.